Алексия кружила верхом на метле,над центральной площадью,небольшого городка.Сделав несколько кругов,колдунья эффектно (как ей казалось) приземлилась.
— Не бойтесь горожане! — сладостно пропела Алексия, — добрая волшебница пришла спасти вас!
— От тех жаб,что ты вчера запустила в пруд? — поинтересовался прохожий и не дожидаясь ответа,пошёл дальше.
— Нет,я этого не делала! — смутилась Алексия. — Я спасать пришла!От жаб которые пуляються кислотой,но я их вам не запускала…
— Они,не пуляются кислотой! — сказал другой прохожий.
— Как?! — воскликнула Алексия, — но я в любом случае,очень рада этому обстоятельству!Ждите на днях я вас от чего-то другого спасу!
И Алексия,проклиная кого-то улетела,обдумывая свой новый заговор.
Игорь Сухарев

За золотыми полями, изумрудными лесами, под голубым небом, есть прекрасный Светлый мир. Живут в этом мире светлые свободные люди, оберегающие его от врагов и завистников. Много врагов пыталось победить этот мир. Много вражеских копий было обломано, но смелый, сильный и гордый народ всегда выстаивал в боях с нечистью. А чему удивляться, коли мир этот прекрасен и любим людом живущим в нем. Потому,  защищать его народ готов до последнего вздоха, до последней капли крови.

Каждому в том мире даны воля и свобода, так что талантов у людей в этом мире много. Много народ чудес создал, много поколений достойных вырастил. Вот только враги никогда не дремлют. Чужое счастье им глаза застилает, а потому не оставляют они мысли, народ тот уничтожить, земли до тла спалить. Чтоб потом, на костях и пепле танцевать свои черные танцы бесовские.

Вокруг земель этих уже кольцом плотным смыкаются. Всей своей нечистой силой объединяются. Все выискивают, где у Светлого мира хоть пятнышко есть. Вот через это пятнышко, червоточинкой пробраться мечтают. Некоторым удается даже, под просто-людин маскироваться в Светлом мире. Народ в мире добрый, а потому зла не видит и всем рад.

Вот в одном таком городе Светлого мира, жила старая Черная ведьма со своим горбатым мужем колдуном. Днем ведьма накидывала на себя волшебную накидку, превращаясь в просто-людинку, а после захода солнца, возвращалась в свой черный замок и принимала обычный облик. Ведьма эта была родом из другого мира, в котором ценились коварство и злоба. Но состарившись, она стала терять свою силу и боясь быть уничтоженной молодыми и сильными колдуньями, она тихонько перебралась в Светлый мир.

Построили они с Горбуном Мрачный замок, замаскировали его под хижину, чтоб народ одурачивать. Свою дорогую карету, запряженную шестью чертями, она сделала практически невидимой, зачаровав вид под легкую повозку Светлого мира. Да вот беда, не на всех действовали чары злой ведьмы.

Правил Светлым миром Светлейший из Светлейших. Мир свой он любил и берег, вот всей нечисти, прибывающей в Светлый мир, жилось ох как погано! Каждый раз им напоминали опричники из личной гвардии Светлейшего, что в Светлом мире им погань свою сеять не положено. Коли хотят они жить среди чудесного народа, то надо им и налоги платить и хоромы светлые строить, а не поганые басурманские замки, наполненные холодом и привидениями.

Не нравилось это Черной ведьме, ой как не нравилось. И хотя силушку она свою черную с годами растеряла, но хитрости и ума ей не занимать было. Образована была она худшими из худших, мира сего, а поскольку умна и упряма, то своего добиваться привыкла. Каждый день, накинув свою накидку просто-людинки, любила она являться там где светлые люди собираются и потихоньку ворожить ссоры да коварство. Затем собирать эту энергию в темные мешочки и дома с Горбуном по вечерам с наслаждением ей упиваться.

Никто особо этих ее похождений не замечал. Так если б она и дальше потихонечку питалась светлыми энергиями, то возможно, что кроме опричников Светлейшего, никаких проблем у Черной ведьмы не было. Но вот по мере ее манипуляций, стала ведьма крепнуть и силы появляться начали, и аппетит расти. А тут еще Горбуна подкармливать приходилось. Стал он требовать разнообразия энергетического, упрекая ведьму что златом и серебром именно он ее обеспечивает.

— Что ты каждый день мне только ссоры да скандалы таскаешь? Уж напился вдоволь. Чего-то свежего хочется, как по молодости, — ругался Горбун упиваясь очередной ведьмовской добычей.

— А что поделать-то, когда силы мои на исходе? Я уже и так ужом на сковородке кручусь пока ты тут лежишь на диване и советы раздаешь.

— А ты прислушайся моих советов. Пойди присмотрись где добрые молодцы собираются. Найди того, кто подоверчивее и наведи на него морока. А как только он твоим дурманом будет околдован – бери его светлую энергию, превращай в похоть ведьмовскую и напьемся с тобой вечерком до отвала!

Понравилась ведьме идея, так понравилась, что решила она, что найдет она молодца такого, вернет свою силушку колдовскую. Замечталась она в своих мыслях как хорошеет и власть свою возвращает.

Задумалась ведьма над словами Горбуна. Стала высматривать, где бы ей поживиться в Светлом мире. Вспомнила она его совет. И вот набрела она в поисках, на небольшое королевство. Маленькая королевна по имени Эригон, которого пела и танцевала, забавляя народ Светлого мира. Пристроилась ведьма с краю, надвинула свой волшебный плащ и стала наблюдать, что в королевстве происходит.

Маленькой самочке слоненку было за что отчаянно бороться. При рождении она неудачно упала на передние ноги и повредила оба колена. От резкой боли девочка потеряла сознание и перестала дышать. Мать изо всех сил билась, пытаясь спасти свою малышку. Она кричала, пинала ее ногой, но малышка не отзывалась. Тогда мать слониха, накрутив своим хоботом хоботок малышки, начала трясти ее голову изо всех сил. До тех пор, пока очередной приступ боли не вернул малышку к жизни.

Девочка вздрогнула и отрывисто задышала, обессиленно лежа на боку. Жизнь боролась за свои права и малышка, еще не осознавая того что с ней происходит пыталась хватать ртом воздух. Мамаша слониха снова крикнула и попыталась передней ногой поднять девочку. Ноги у малышки разъезжались и мать продолжала попытку за попыткой поставить малышку. Стараясь придерживать ребенка хоботом, она легкими пинками подталкивала девочку в бок. До тех пор, пока та не приняла горизонтальное положение. Передние ноги не разгибались в коленях, и девочка с отчаянием раскачивалась и пытаясь поднять себя.

Слониха с грустью взглянула на ожидающее невдалеке стадо. Продолжать идти она теперь не могла, а остальным следовало продолжать путь в поисках пищи. Стадо не должно погибнуть потому лишь, что предводительница не бросит своего ослабшего ребенка. Даже если ей придется погибнуть от голода рядом с ним. Пришло время занять это место другому предводителю, а ее выбор — это спасение собственного дитя.

От стада отделился молодой слон и подошел к ней. Мать слониха протрубила ему возвращаться обратно, и молодой слон покорно пошел вслед за стадом. Однако не пройдя и десятка шагов, он резко остановился, обернулся и побежал обратно к матери. «Лучше остаться рядом матерью с сестрой, даже если погибнуть придется всем», — решил слон. Подбежав, он стал помогать матери поднимать девочку на ноги, но несколько часов усилий только измотали малышку. Она упала в очередной раз и уснула. Взрослые слоны не отходили от девочки ни на минуту оберегая ее от палящего солнца.

Брат ласково гладил девочку длинным хоботом по ушам. А маленькая самочка, уткнувшись мордой в пыль отчаянно сопела, ожидая, когда силы вновь вернутся к ней.

На другой день, малышка приспособилась передвигаться на согнутых коленках передних ног. Нежная кожа на коленях сильно обтерлась о камни с грязью, ободралась и побелела, но девочка не сдаваясь топала за своим маленьким семейством. Постепенно, с собственным упорством, материнским терпением и поддержкой брата, девочке удалось преодолеть свой страх.

К утру третьего дня она окрепла и сумела разогнуть колени передних ног. Стоять было трудно, поэтому она уперлась хоботом в огромную ногу матери и изо всех сил попыталась зафиксировать свою победу. Мать нежно поддерживала малышку хоботом между ног, а брат то и дело радостно норовил потрепать малышку за ухо. Завтра потихонечку они пойдут догонять свое стадо и все у них будет хорошо.

Сколько вокруг человека прекрасных мыслящих и чувствующих существ, которые умеют любить, дружить, поддерживать и сопереживать себе подобным. Как трогательно видеть их чистую и бескорыстную любовь к другим. Может быть когда-то и человек научится так же чутко понимать гармонию и чувства себе подобных, не пытаясь извлекать из нее свою выгоду и блага. Просто радуясь и сопереживая тому что рядом есть те, кому мы не безразличны. Сквозь всю толщину непонимания, своей тонкой и ранимой души. Нам еще очень многому можно научиться у этого мира.

Мне милый Боже дай терпенья!
Направь и сбереги в дороге.
И пусть найдут отдохновенье
Судьбой натруженные ноги.
Ты помогал мне часто-часто.
И разум сберегал в пучине,
Когда оторванный от счастья,
Я дрейфовал — один,
На льдине!
Когда всё было —
Только ПРОТИВ,
Сквозь силы научил смеяться
Ведь ты стоял всегда напротив.
Меня учил ты улыбаться…
О. Томило

— Как можно привыкнуть к боли? — Сэм изнурённо вздохнул, затем продолжил. – Боль можно даже полюбить. Боль, будто женщина, чем больше её любишь, тем сильнее она тебя терзает. Ты словно попадаешь в замкнутый круг, в котором всякое твоё действие, возвращает каждый раз к началу. Ему не важно, выберешь ты путь вперёд, или сдашься, повернув назад – итог всегда будет один. Вернувшись в точку, где страдание опять наберёт свою силу, она заставит тебя кружить по замкнутому кругу. Оставив за тобой право выбирать лишь скорость этого кружения.

Он зажмурился. Затем, приоткрыв глаза, посмотрел куда-то вдаль, словно пытаясь нечто понять.

-У Вас есть закурить? Я не курил целую вечность. Когда столько времени приходится путешествовать, то невольно учишься ценить те вещи, которые в прошлой жизни, казались чем-то обыденным.

Рамона укоризненно взглянула на путешественника:

— Курение убивает. Вы знаете об этом?

— Действительно, как я мог это забыть, — оживился Сэм. – Пожалуй, это то, что мне нужно. Так есть ли в вашем мире хороший табак?

Рамона улыбнулась, затем привстала и позвала прислугу. В зал вошли два лакея. Она быстро шепнула одному что-то на ухо, затем вернулась в кресло. Первый лакей вышел, а второй остался стоять поодаль Сэма. Через некоторое время первый вернулся, неся в руках огромную красноватую шкатулку удивительной работы. Разобрать из чего была сделана шкатулка, Сэм не мог, но он оценил её изящество и мастерство создателя.

— Вы абсолютно уверены, что желаете этого? Насколько я поняла из Вашего рассказа, Вам не всегда известно, как долго придётся пробыть в том или ином месте? – вопрошала хозяйка дома. Сэм, утвердительно кивнул:

— Более всего на свете, сударыня, я желаю сейчас закурить.

Дама подняла взгляд на лакея, и он поднёс шкатулку ближе к гостю, приоткрыв её. Сэм взял одну из нескольких сигар, лежащих внутри. Слегка размяв, он поднёс сигару к лицу и, с жадностью вдохнув аромат, ненадолго зажмурился от наслаждения. Аккуратно срезав край сигары, он поднёс к ней зажигалку и медленно разжёг. Затем взяв сигару в рот, продолжая раскуривать, он придержал под кончиком сигары огонёк пламени, вырывавшийся из зажигалки. Чуть наклонившись вперёд, он вынул сигару изо рта, внимательно осмотрел её — равномерно ли она разожглась и тут же, для полной уверенности, он подул на разожжённый край. Потом, уже с полным удовлетворением, развалившись в кресле насладился пьянящим тяжёлым ароматом.

Рамона с интересом наблюдала, не мешая гостю. Ей доставляло удовольствие созерцать его красивые движения. Улыбнувшись, она продолжила разговор:

— Вы удивительно ловко умеете обращаться с регалиями. Но это был аванс, не обольщайтесь. В этот раз, я полагаю, Ваш путь будет более предсказуемым.

— Вы хотите сказать мне, что в этот раз мне будет позволено узнать о том, куда меня забросит Дыра? – посмотрев вальяжным взглядом спросил путешественник.

— Не совсем так. Даже совсем не так, я бы сказала. Однако, у Вас там ещё будет возможность насладится любимыми сигарами. Ну и разумеется хорошим кофе.

Сэм очнулся от дикой головной боли, в какой-то постели. Рядом сидел доктор, поодаль стоял вчерашний лакей, и женщина преклонных лет, со скорбным лицом. Сфокусировав зрение, он присмотрелся. Да, точно, мужчина, стоявший рядом с этой женщиной, был тем самым лакеем, который накануне находился рядом с Рамоной. На этот раз, одет он был в обычную белую рубашку и классические, слегка зауженные, брюки. Только выправка напоминала о том, что ранее он мог служить при знатном доме.

Доктор ещё раз взглянул на Сэма, а затем на прибор в своей руке, и по-доброму пробурчал:

— Ну и напугали Вы нас батенька. Давненько Вас так не заносило на виражах. Я уж думал, что все. Тю-тю.

— Я гонщик? – удивляясь своему новому голосу спросил Сэм.

Доктор недоуменно поднял брови, затем лицо его преобразилось от смеха, но он сдержанно ответил:

— Ещё тот гонщик, Антон Андреевич! Ещё тот! Вы у нас гонщик по жизни. Уж сколько я перевидал гонщиков, но с Вами, пожалуй, сравниться мог только Джим Кларк.

— Спасибо, доктор, — перебила его дама, не дав закончить. И тут же обратилась к Сэму. – Когда ты уже угомонишься Тони? Все твои обещания пустой звук! Я устала. Я ужасно устала, Тони. Каждый раз, как только ты выходишь из дома, я молюсь о том, чтобы ничего не случилось. И каждый раз одно и тоже! Когда же ты осознаешь, что жизнь всего одна?

— О! Мадам, уж я-то как раз осознаю смысл жизни гораздо сильнее, чем Вы могли бы представить, — невесело усмехнулся Сэм. Но продолжить дама ему не дала.

— Я не мадам, а твоя мать! Не смей разговаривать со мной столь язвительным тоном! Отныне ты ни шагу не сделаешь из дому один. Алекс будет сопровождать тебя повсюду. И если понадобится, даже в уборную. Я устала от всех твоих безумных поступков, — и она резко развернулась к двери. Затем, обращаясь к мужчине, которого Сэм видел лакеем на том памятном приёме, продолжила:

– Пойдёмте со мной, Алекс. Надеюсь, и доктор скоро присоединится к нам за чашечкой кофе. Тебя, Тони, я тоже жду.

Оставшись наедине с доктором, Сэм устало вздохнул, а затем спросил:

— Какой сейчас год-то?

— Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой, батенька, — и, приподнимаясь со стула, видимо уже самому себе, повторил:

Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой, — потом, вспомнив ещё что-то, продолжил, обращаясь к Сэму. – И не пугайте так, пожалуйста, Елизавету Прокопьевну — она уже не в том возрасте, чтобы так волноваться. Ваши беспамятства доводят её до отчаяния, ведь она чудесная женщина. Чудесная! Всего Вам доброго, Антон Андреевич! Всегда буду рад видеть Вас в добром здравии. Вы удивительный человек. Удивительный!

Доктор вышел. Оставшись один, Сэм решил осмотреться. Самое главное, он чувствовал, что это был его мир. Остальное уже не так беспокоило. Да, время другое, и он не в собственном теле. Но где теперь тлеет его собственное тело он не знает, вероятно оно уже давно развеялось пылью и разнесено ветрами. Сэм присел на кровати. Комната была небольшой: у окна стоял письменный стол, по-видимому антикварный, обычная кровать, да напротив её шкаф, с огромным зеркалом во весь рост. Попытавшись встать, Сэм резко ощутил боль в левой ноге. От неожиданности он взвыл. Взглянув на себя, он увидел выступившую кровь на набедренной повязке и, от появившегося чувства тошноты, рухнул обратно на кровать.

Дверь приоткрылась и показался Алекс.

— Вам нужна помощь, Антон Андреевич? – услужливо произнёс он. – Может Вам кофе сюда принести?

— Вы и здесь лакеем работаете? – зло спросил Сэм.

Алекс сделал пару шагов внутрь комнаты и непринуждённо продолжил, словно не расслышал вопрос Сэма.

— Каждый раз, когда это происходит с Вами, мне приходится напоминать о том, что доктор рекомендовал Вам вести дневники. Это помогает. Но каждый раз Вы упорно отказываетесь. Подумайте о том, насколько Вам самому было бы легче после таких приступов. Но Вы не слушаете, ни его, ни меня, ни Елизавету Прокопьевну.

— Для чего Вы здесь? – перебил его Сэм.

— В каком смысле? – удивлённо спросил Алекс.

— В прямом. Я видел Вас тогда у Рамоны.

— Опять двадцать пять! Антон Андреевич, успокойтесь, отдохните. Может быть постараетесь сами все вспомнить. Сейчас Ваше воображение играет с Вами. Мы ведь знакомы уже не первый год. Отдохните пока, если я понадоблюсь — зовите. Может быть Вам все-таки принести кофе?

Сэм отмахнулся. Затем оживившись, попросил:

— Не могли бы Вы помочь мне подойти к зеркалу.

Алекс молча кивнул, подошёл и поддержал Сэма. Превозмогая режущую боль, Сэм сделал два шага. В зеркале перед ним возник образ здоровенного, крепкого мужика. Такого полярника, с обветренным загорелым лицом, глубокими морщинками вокруг умных глаз. Украшением мужского образа были серебристо-рыжая борода и косая сажень в плечах. Но определить возраст этого красавца было сложно. Здоровенная фигура говорила о том, что он ещё достаточно молод и готов к приключениям, но испещрённые морщинками глаза и серебристая шевелюра указывали на достаточный опыт. Последняя надежда на сходство с собой у Сэма была утрачена. Он, из-за навалившейся на него усталости, упал на кровать и зажмурился. Дыра как всегда была непредсказуема.

Дождавшись, когда Елизавета Прокопьевна с гостями допьют кофе и попрощаются с доктором, Сэм позвал Алекса и постарался расспросить о своём прошлом. Но ничего особенного он не услышал. Родился, учился, женился. Уехал в длительную командировку, жена не дождалась. Вот тогда с ним и произошло то, что до сих пор не могут понять. Начались непредсказуемые срывы. И после каждого из них — страхи и беспамятство. Доктора ничем помочь не могут, говорят, что все это результаты стресса. Только время и любовь близких способны вернуть его в нормальное состояние. Илья Львович, тот самый доктор, рекомендовал начать писать о том, что происходит с сознанием. И это вроде как начало помогать.

— И что? – перебил его Сэм. – Я что-то пишу?

— В том то и дело, что да. Я и сам видел неоднократно. Строчите как сумасшедший! Однако, прочитав, Вы их уничтожаете, Антон Андреевич. Затем успокаиваетесь на какое-то время, и при малейшем напоминании о чем то, снова впадаете в беспамятство. Причём, каждый раз по-разному. Вот также произошло и в последний раз. Никто до сих пор не знает, что случилось с Вами накануне, на самом деле. Вы схватили очередную рукопись и куда-то умчались в ночь. Наутро Вас нашли на другом краю города с осколком стекла в ноге. Вы куда-то бежали в горячке, кому-то что-то пытались доказать. Милиционеру пришлось Вас хорошенько приголубить, прежде чем Вы успокоились. До сих пор не знаю, как этот доходяга умудрился утихомирить Вас.

Сэм внимательно слушал, пытаясь осознать, как все эти события могут быть связаны с Дырой. То ли мозг дурачит его, то ли он уже умер? Может это в загробной жизни воображение так играет с человеком, за то, что отняло у него жизнь настоящую? Он ещё раз внимательно взглянул на Алекса. Сомнений быть не могло – в доме Рамонды был он. А то, что Рамонда настоящая, Сэм никак не сомневался. Их встреча не плод воспалённого воображения его Сэма. А сам Сэм тем более не может быть выдумкой какого-то Антона Андреевича. Который по возрасту, хоть и выглядит в зеркале гораздо старше самого Сэма, но родился лет на двадцать позже. Это точно. Выбора у него не было, приходилось полагаться на обстоятельства. В одном Дыра была права, кофе тут есть предостаточно, возможно найдутся и сигары.

Из коридора выглянула Елизавета Прокопьевна.

— Вот Вы где прячетесь, Алекс, а я уже заскучала. Как тут наш герой, все продолжает разыгрывать беспамятство? – она перевела взгляд на сына. – Тони, милый! Давай поскорее закончим этот спектакль и вернёмся к нормальной жизни. Я так устала от всего этого и хочу отдохнуть. Я не могу жить в вечном страхе и напряжении. Постарайся вспомнить, если ты действительно ничего не помнишь. Неужели ты даже меня не помнишь?

Сэм пристально смотрел на женщину и молчал. «Сказать о том, что происходит на самом деле — это верный способ загреметь в психушку. Притвориться вспомнившим? Но как это сделать, когда он ничего не знает о «милом Томи», а окружающие не проливают свет на обстоятельства. Необходимо было понять, как долго Дыра продержит его в этом месте. Помня свои прошлые воплощения, он осознавал, что незаметным его уход для «милого Томи» не пройдёт. А жаль будет пожилую мать — вероятно она действительно любит сына. Однако, следует учесть, что в этот раз Дыра послала за ним надсмотрщика. А ведь надсмотрщик не изменил свой облик! Возможно, это новая игра, и, может быть, даже последняя.»

— Поднявшись однажды, уже не боишься подняться вновь, — сказал Сэм.

– Алекс, помогите мне ещё раз, я бы хотел присесть за письменный стол. Возможно, что я что-то вспомню сам. И не беспокойтесь, оставьте меня одного. Если мне понадобится ещё помощь, я позову.

Добру однажды не везло.
И вот, смекнув, в чем дело,
Добро подделалось под зло
И, в общем, преуспело.
А зло — давно бы знать пора —
Не устыдясь нимало,
Всегда от имени добра
Дела свои справляло.
Неразбериха тут пошла
Исчезли все отличья.
Добро идет в обличье зла,
А зло — в другом обличье.
И, чтоб распутать все дела,
Сказало зло устало:
«На свете нет добра и зла».
Но это зло сказало!
Василий Казанцев.

Когда все вышли, Сэм прислушался. Убедившись, что голоса уходивших стихли, он лихорадочно обыскал ящики стола. Один ящик был заперт. В остальных лежали стопки чистой белой бумаги, предназначенные для печатной машинки. Сама красавица-машинка, стояла на столе. На её пластине красовалась надпись золотыми буквами «Ундервудъ». Он нежно притронулся к холодному металлу — она явно была из времён молодости Сэма. Ещё раз осмотрев все ящики, и не найдя ничего интересного, за исключением письменных принадлежностей, он поискал ключ от запертого ящика, но безуспешно.

Через силу, прихрамывая и превозмогая боль, он подошёл к двери и крикнул:

— Кто-нибудь знает, где лежат ключи от ящика письменного стола?

— Поищи у себя в кармане пиджака, — ответила мать. – Ты же никогда с ними на расстаёшься.

Сэм вернулся, открыл шкаф и, в первом же пиджаке, обнаружил заветный ключ. Интрига настолько захватила его, что он уже не ощущал тревожащей боли, и быстро доковылял до письменного стола. Усевшись поудобнее он вставил ключ и провернул его. Замок щёлкнул и открылся. Внутри ящика не было ничего, кроме той самой шкатулки, которая была у Рамоны. Сэм открыл её, и увидел, что одной сигары не хватает.

Утром следующего дня, пока в доме было ещё тихо, Сэм решил осмотреться. Боль в ноге немного поутихла, хотя и не давала свободы действия. Тяжёлой поступью, стараясь никого не будить, он спустился по старой деревянной лестнице, прошёл через светлую большую комнату, и вышел наружу. Свежий влажный воздух пахнул ему в лицо. Вокруг был лёгкий туман, и улица была пуста. Он обернулся и посмотрел на дом. На фасаде красовалась табличка с надписью: пер. Малый Садовый, дом 17. Выйдя за калитку, и оказавшись в небольшом переулке, он посмотрел по сторонам. Неподалёку виднелся перекрёсток, к которому Сэм и направился. Немного пройдя вдоль пустой дороги он увидел впереди трамвайную остановку. Какая-то располневшая женщина с бидончиком ожидала трамвай, и каждую минуту выглядывала на дорогу. Сэм остановился из любопытства и посмотрел на неё. Затем подумал, что тоже не прочь прокатиться, и стал дожидаться трамвая.

В вагоне было пусто. Кондуктор попросил оплату за проезд, и Сэм, нащупав в кармане мелочь, предложил ему самому выбрать необходимую для оплаты сумму. Кондуктор проворчал, но взял три копейки. Сэм уселся у окна и с интересом наблюдал за домами, поливальными машинами, стоящими на перекрёстках милиционерами-регулировщиками, редкими утренними прохожими, спешащими по своим делам. Трамвай в очередной раз остановился, кондуктор объявил конечную остановку, и сообщил, что далее трамвай идёт в парк.

Выйдя из вагона, Сэм пошёл прямо по единственной улице, которая была за трамвайной остановкой. Перед ним мелькали витрины маленьких магазинчиков. У одного из такого, за стеклом, он заметил женщину, расставляющую что-то в витрине. Надпись над магазином гласила: «Антиквариат». Сэм из любопытства приблизился. Женщина, ощутив на себе его взгляд, мельком взглянула на него, затем машинально продолжила расставлять предметы. Как вдруг… Она остановилась, и очень внимательно посмотрела на Сэма. Испуг появился на её изумительно красивом лице. Затем он сменился, то ли злостью, то ли досадой, и она ушла прочь.

Магазин был ещё закрыт, поэтому попасть внутрь Сэм никак не мог. Однако, красотка так запала в сердце Сэма, что он решил найти любой повод, чтобы познакомиться с ней. Запомнив адрес магазинчика, Сэм поковылял обратно на трамвайное кольцо. Домой он вернулся, когда все ещё спали, поэтому он смог тихо пройти в свою комнату. Устало завалившись на кровать, он задумался, как бы ему овладеть вниманием красавицы. И тут ему пришла интересная мысль: «Шкатулка!»

Выбраться из дома так же тихо и незаметно, как рано утром, ему уже не удалось — в доме собирались завтракать. С первого этажа доносился смех Елизаветы Прокопьевны и гулкий басок Алекса, пахло свежезаваренным кофе и яичницей с беконом. Поэтому Сэм, придав себе вид только что проснувшегося, спустился вниз.

— Доброе утро, Тони! – улыбнулась Елизавета Прокопьевна. – Надеюсь, ты не забыл, где находится умывальник? Или мне придётся повторять тебе это всю оставшуюся жизнь? Умывайся, и мы ждём тебя на террасе. Сегодня чудесный день и мы решили позавтракать на свежем воздухе. Не забудь захватить плед — по утрам уже довольно свежо. Не хватало ещё, чтобы ты простыл.

Затем она повернулась к Алексу и продолжила:

— Вы слышали Алекс? В городе опять какая-то эпидемия простуды. Когда уже это кончится? Поговаривают, что этот вирус смертелен, но информация засекречена.

— Елена Прокопьевна, милая! Это Вам молочница, наверное, наплела? Слыхал я эту её байку. А ещё она любит добавлять, что молоко её коровы имеет целебные свойства от этого вируса, — воскликнул мужчина.

— Точно! А как Вы догадались? Вот ведь плутовка! А я ведь ей поверила, — они дружно рассмеялись над коварностью простодушной молочницы.

Сэм, слушая вполуха этот милый, никчёмный разговор, размышлял о том, как бы ему выбраться из дома со шкатулкой, не привлекая к себе внимания. Взяв плед на диване, он прошёл на террасу, и присоединился к завтраку.

Пока Алекс убирал со стола, Елизавета Прокопьевна участливо спросила:

— Как сегодня твоё самочувствие?? Что собираешься делать?

Сэм подошёл к краю террасы, облокотился на перила и закурил сигарету. Затянувшись с наслаждением, он посмотрел на старое вишнёвое дерево, нависавшее над террасой и ответил:

— Не знаю пока. Попробую что-нибудь вспомнить и напечатать. Может быть так память восстановится. Если конечно, Вы не будете меня отвлекать своей пустой болтовнёй и вопросами.

— Чудесно! – воскликнула женщина. — В таком случае я попрошу Алекса помочь мне съездить за продуктами. А вечером я испеку твой любимый пирог. Надеюсь, ты не забыл хотя бы какой сегодня день?

— Забыл, — безучастно ответил Сэм, продолжая думать о своём.

— Ах Тони, Тони! Это меня совсем не удивляет. Ты даже маленьким никогда не помнил этот день, – она ласково взглянула на сына и продолжила. – Значит вечером тебя ожидает приятный сюрприз.

Она ещё немного посмотрела на Сэма, но уже с какой-то лёгкой грустью, и зашла в дом. Сэм слышал, как она с Алексом о чём-то беседуют, но напрягать слух не стал. Поднявшись к себе, он оставил дверь слегка приоткрытой, чтобы не пропустить уход Елизаветы Прокопьевны и Алекса. После этого он устало повалился в кресло. Достав из ящика лист бумаги, он вставил его в прорезь над золотистой надписью: «Ундервудъ», и начал печатать:

«1968 год

Это не моя жизнь.»

За дверью послышались удаляющиеся шаги. Затем Елизавета Прокопьевна крикнула, уже с улицы:

— Тони, обед на столе, но надеюсь мы вернёмся раньше. Я тебя люблю!

Дверь захлопнулась. Сэм быстро вышел из комнаты, спустился вниз, и выглянул в окно, выходящее на улицу. Алекс приоткрыл дверь машины Елизавете Прокопьевне. Она улыбалась ему, и, галантно придерживая шляпку, села на заднее сидение автомобиля. Алекс обошёл машину, уселся за руль, и машина тронулась с места.

Как можно быстрее, прихрамывая, не обращая внимания на боль в ноге, Сэм поднялся к себе, отомкнул ящик стола и достал шкатулку. Затем, немного подумав, он осмотрел комнату, заглянул в шкаф, и нашёл там кусок какого-то сукна. Он быстро обернул шкатулку, вышел из дома, и пошёл в сторону трамвайной остановки. Трамвай пришлось ждать достаточно долго, и Сэм слегка нервничал. Стоя в набитом трамвае, он, при каждом его повороте, ощущал боль в незажившей ране. Доехав до конечной, он быстро зашагал в сторону антикварной лавки. Лавка была открыта, и Сэм зашёл внутрь.

В лавке было довольно темно, по углам углам её было навалено всякого барахла, стоял тяжёлый и мускулистый запах старых вещей. Огромные шкафы, кушетки и напольные часы заполняли большую часть пространства. За прилавком сидел мужчина, далеко перешагнувший средний возраст, но выглядевший достаточно хорошо и ухоженно. Он что-то просматривал в одной из книг, которых в лавке было превеликое множество. Однако посетителя он заметил сразу — старинные колокольчики на двери оповестили его о приходе гостя.

Мужчина поднялся, с прищуром посмотрел на гостя, и поклонился.

— Чего желаете, молодой человек? Продать или купить?

Сэм молчал – ведь он ожидал увидеть прекрасную незнакомку! О том, что он мог здесь встретить ещё кого-то, кроме неё, он не подумал. От волнения Сэм побледнел и ему сделалось дурно.

— Вам плохо? — спросил мужчина. – Может дать Вам воды?

И, не дожидаясь ответа гостя, он громко крикнул в сторону небольшой двери, ведущей вглубь магазина:

— Мария, принеси гостю стакан воды! Да побыстрее, — затем он быстро вышел из-за прилавка, вытащил из груды вещей какой-то старинный стул, и усадил на него Сэма.

И это было очень вовремя, потому как больная нога выла уже с удвоенной силой. Ноги подкашивались и не слушались своего хозяина, к голове волной прилилась кровь и, от волнения, Сэм потерял дар речи. И в этот момент в стене открылась дверь и оттуда вышла ОНА. Сэм замер. Вблизи она была ещё более прекрасной, чем тогда, когда он видел её утром через стекло витрины.

С грациозностью и изяществом кошки она обошла стойку, за которой ранее находился её хозяин, и подошла к Сэму. Посмотрев на него своими огромными изумрудными глазами, она даже виду не подала, что ранее уже видела его.

— Что случилось? – спросила она у мужчины, хозяина лавки, подавая стакан воды посетителю.

— Вот видишь, дорогая, товарищу стало плохо, — ответил тот.

— А я все время твержу тебе, любовь моя, что в лавке душно. Но ты ведь никогда не слушаешь меня, — с улыбкой обратилась она к мужу. Затем она обратилась к Сэму: – Вам плохо? Вы можете говорить?

Сэм все ещё не в состоянии был отвести взгляда от чувственной красавицы. Залпом выпив прохладную воду, вернул стакан и молча протянул ей шкатулку, лежавшую у него на коленях. Взяв её в руки, она развернула ткань и передала мужу. Тот взглянул на шкатулку и присвистнул – шкатулка явно его заинтересовала. Он положил её на прилавок, достал увеличительное стекло, и стал рассматривать, деталь за деталью.

— Прекрасный хьюмидор начала XIX века. Где Вы взяли эту удивительную вещицу? Какое изумительное состояние. Она Ваша? – – но, посмотрев на Сэма, сам себе и ответил. – Безусловно, она Ваша. Это чувствуется. Но неужели Вы готовы с ней расстаться? Сколько же Вы за неё хотите? Пожалуй, у меня будет для Вас одно очень-очень интересное предложение. Только Вам придётся немного подождать. Вы подождёте? Я скоро вернусь.

Он встал и торопливо направился к потайной двери. Затем, обернувшись, сказал жене:

— Мария развлеки гостя, покажи ему наши книги. Я постараюсь вернуться быстро.

Хозяин, напевая под нос какую-то незнакомую Сэму мелодию, удалился.

Сэм посмотрел на красавицу. Она была очень и очень молода, даже юна, и, безусловно, являлась самым ценным сокровищем во всей лавке. Да, надо отметить, что вкус у хозяина лавки был отменный – умел он ценить красоту, и вещей, и женщины.

— Зачем ты вернулся? – гневно полыхнула она глазами на Сэма. – Ты ведь клялся мне, что я никогда больше тебя не увижу! Ты вообще в своём уме? Как ты мог додуматься приволочь сюда Прибор? Если они узнают, что я тебе помогала, то они ведь убьют и меня, и дочь! Ты подумал о нашей дочери? Ведь Вам, гладиаторам, не впервой умирать, а что с ней будет, если она останется одна в этом мире? Ведь она же не обязана расплачиваться за твою идиотскую жизнь! А я не смогу её спасти, если они узнают, чья она дочь. Они убьют нас, убьют нас всех, Антон!

От неожиданности он попытался привстать, но разрыдавшаяся женщина упала лицом на колени к Сэму.

— Я не Антон. Я не знаю, как здесь оказался. Я случайно увидел Вас. Простите! Я сам не понимаю, что происходит!

Женщина резко вскочила. В глазах её был ужас.

— Как? – удивлённо и испуганно воскликнула она. Прибор оказался здесь, а Антон там? Спасите его, если он ещё жив! Умоляю!

Она бросилась к середине комнаты и достала из груды вещей какую-то стопку машинописных бумаг, перевязанную лентой. Быстро сунув их Сэму в руки, она шепнула:

— Это его записи, они помогут Вам! Забирайте их и уходите. Завтра вечером я буду ждать Вас в Северном парке, возле пруда, с шести до семи вечера. Постарайтесь не опоздать. А теперь немедленно уходите. Я задержу мужа.

Антон забрал шкатулку и тяжеленную стопку бумаг, вышел на улицу, и, торопливой поступью, направился к остановке трамвая. Все увиденное и услышанное не укладывалось у него в голове. Добравшись до дома, он обнаружил, что внутри никого нет. Однако, стоявшие у порога дома сумки с продуктами говорили о том, что его пропажа была замечена.

Быстро поднявшись к себе, он открыл ящик, положил туда шкатулку и рукописи, и замкнул его. Потом он спустился вниз и вышел в небольшой сад возле дома. Калитка скрипнула и во дворе показались трое. Впереди шла взволнованная Елизавета Прокопьевна, а следом за ней растерянный доктор и Алекс. Елизавета Прокопьевна причитала по поводу своей неосмотрительности и доверчивости. Алекс молчал, а доктор просил её не волноваться, говоря о том, что все образуется. Сэм вышел из-за дома и поздоровался. Все трое от неожиданности остановились.

— Что-то случилось? – обратился он к доктору.

— Случилось!? – воскликнула Елизавета Прокопьевна. — Мой сын случился на свет в этот день сорок лет назад и каждый день теперь, все эти сорок лет, я живу как на вулкане.

Женщина разрыдалась, и доктор прижал её к себе. С укоризной посмотрев на Сэма, он ответил на его вопрос:

— Ну что ж Вы, друг милый, так матушку свою разволновали. Так ведь и до инфаркта не далеко. Где Вы были все это время?

— Тут в саду, — соврал Сэм. – Я прилёг, задумался и задремал. Видно сон был крепким, и я не услышал, когда вы пришли. Чего вы все так перепугались? Куда я мог деться с больной ногой.

Алекс внимательно взглянул на него, но ничего не сказал. Сэм сделал вид, что не заметил этого взгляда.

— Что же Вы в саду не поискали его? – спросил доктор Алекса.

— Да кто ж мог подумать? – уклончиво ответил тот.

Пока Алекс и Елизавета Прокопьевна разбирали сумки с продуктами и накрывали обед на стол, доктор сделал перевязку Сэму, и похвалил его за то, что все на нем заживает «как на собаке». Потом он спросил, не мучают ли его боли. На утвердительный ответ Сэма, доктор выписал ему рецепт, и сказал, что заказать эти порошки можно только в одной аптеке, адрес которой он указал внизу рецепта. После этого все сели обедать, и никто больше к произошедшему сегодня случаю не возвращался.

После обеда, сославшись на усталость, Сэм поднялся к себе. Он запер дверь и даже прикрыл замочную скважину шторкой, чтобы никто не мог наблюдать за ним. Он открыл ящик стола, аккуратно достал шкатулку, и внимательно осмотрел её ещё раз, стараясь не пропустить ни одной детали. Шкатулка была массивной, верх её был из бурого камня, с рисунком из светлых прожилок, напоминавшим срез дерева. По бокам она была украшена и обрамлена серебряными металлическими бляшками и завитками. В том же стиле были сделаны ручка и замок.

Когда он поднял крышку шкатулки, её верхняя часть автоматически сложилась вдвое, превратив хьюмидор в маленький, изящный клавесин, с сигарами вместо клавиш.

Осмотрев шкатулку со всех сторон, он не нашёл у неё никаких намёков на тайные замочки или потайные отсеки. Аккуратно завернув шкатулку в сукно, Сэм положил её обратно, в ящик. Взяв рукопись, он закрыл ящик на ключ. Устроившись поудобнее в кресле, он собрался прочитать то, что дала ему Мария. Надо сказать, что стопка листов была внушительной. Это был дневник.

Лучше было б не ходить
На такую встречу,
Лишний раз не холодить
Душу праздной речью.
Лишний раз не привлекать
На себя терзанье —
Если б все, конечно, знать,
Представлять заранее.
Ну, а я и знал как раз,
Что там совершится.
Чем начнется весь рассказ,
Чем он завершится.
Знал, чтоб будет так и так
И никак иначе,
Да не вытерпел, дурак,
Сомневаться начал.
Мораль:
В озерке вода синя́,
А в реке синее.
Вера в истину сильна,
А в добро сильнее.
Василий Казанцев.

Сэм взяв в руки стопку машинописных листов, с интересом принялся читать:

Практически убежден, что вести дневник, глупая никчемная затея. Однако, я хочу разобраться во всем, что происходило со мной с самого начала. Чтобы убедиться в том, что происходившее, было это наяву, а не плод моего воображения. И так, обо всем по порядку.

Из своей последней экспедиции, где я переболел неизвестной лихорадкой, я вернулся в пустой дом. Жена от меня ушла без объяснений, может оно и к лучшему. Моё состояние не позволяло в тот момент перенести ещё один такой жёсткий стресс. Следовало еще предоставить отчёт в археологическое общество обо всех найденных нашей группой захоронениях в развалинах древнего города, на юго-востоке Ферганской долины, и главное, о залежах агальматолита и родонита обнаруженных при разведочных работах. Тяжело сейчас еще вспоминать, что выжили тогда только двое. Первыми погибшими от зверской лихорадки, были единственная женщина-врач и её сын, еще почти мальчишка, который впервые попал в такую экспедицию. Паренек, был романтиком, он мечтал найти таинственный город Эрши.

Мальчишка, однажды вечером, когда все отдыхали у костра, примчался с криками что нашёл город, и все последовали за ним осмотреть его находку. Я и ещё один геолог остались сидеть у костра. Каково же было моё удивление, что обратно народ возвращался кто с чем. Оказалось, что неподалёку от нашей стоянки был огромный курган, окружённый деревьями. И мальчишка нашёл в нем пещеру! Когда он привёл всех туда, в эту глубокую каменную постройку, то они там обнаружили скрытые горожанами от разграбления врагами сокровища. Там были мечи, старинные монеты, боевые маски, женские украшения, полуистлевшие ковры и свитки. Люди буквально ополоумели от такого богатства. Забыв о рассудительности, они забрали из пещеры все, что смогли унести, и перетаскали его к месту нашей стоянки. Остальное решили забрать уже утром, поскольку изрядно стемнело, и было опасно спускаться в полуразрушенную пещеру.

Однако, утром разразилась дикая буря, а мать и сын слегли с сильной лихорадкой. К вечеру они уже скончались. Мы остались без медика, ведь женщина была единственной, кто мог лечить. В пещере побывали все (кроме нас двоих), и в течение двух недель весь отряд выкосило этой жуткой лихорадкой. Каждое утро кто-то да просыпался от кошмарной тряски и жара, а к вечеру его уже приходилось хоронить. Из всего отряда в живых остались только мы, кто тогда не пошёл в пещеру, я и геолог. Лихорадка нас тоже зацепила — протрясла несколько дней, но мы все же выжили.

Как только мы сумели чуточку набраться сил, то решили закопать у того же холма всё найденное. В тот момент, я готов был поверить в проклятье, наложенное на пещеру, и прикасаться к сокровищам не хотелось. Уж больно дорогой ценой обошлись они для нашей экспедиции. Собрав все свои вещи, мы уж было хотели уходить. Однако, на стоянке я заметил некий предмет, блеснувший в песке. Подойдя, я увидел прекрасную шкатулку, которая никак не могла принадлежать кургану, хранившему сокровища. Шкатулка явно была не такой древней, как все остальные предметы из кургана. Приоткрыв её, я увидел, что она заполнена прекрасными сигарами. Они были свежие, а это означало, что шкатулка принадлежала кому-то из погибших участников экспедиции. Я ее забрал с собой, решив, что по приезду выясню, кто был её хозяином, и верну родственникам с соболезнованиями.

Но дальше все пошло не так, как я планировал. По приезде домой, друг-геолог попрощался со мной, сказав, что здесь наши пути расходятся, и в археологическое общество я отправился уже один. Каково же было моё удивление, когда в обществе я стал перечислять всех погибших от проклятой лихорадки, и оказалось, что я назвал весь состав экспедиции, кроме себя. Никакого геолога, который уцелел вместе со мной, в документах не было! В ответ на все мои заверения и его подробное описание, на меня смотрели, как на человека, выжившего после стресса и тяжёлого, болезненного бреда. В рабочих записях начальника экспедиции этот человек тоже не упоминался. Однако он был! Я это точно помню. Его видели все участники экспедиции, которые с ним общались.

На этом странности не закончились. Когда я, чтобы принести соболезнования, обходил родственников погибших членов экспедиции, я всем показывал эту шкатулку. И выяснилось, что никто из погибших не курил сигар, и такую шкатулку ранее никто из родственников не видел. Если б она принадлежала таинственному геологу, то он бы об этом сказал. Но он не претендовал на это право, более того, он ещё и сам активно поддержал идею показать шкатулку родственникам погибших. После долгих раздумий я решил оставить шкатулку у себя.

Однажды вечером, сидя в кресле за письменным столом, я открыл шкатулку. Сигары в ней лежали ровными рядами, напоминая клавиатуру небольшого клавесина, и я в шутку решил помузицировать, перебирая сигарами. И запел:

Если женщина изменит,
Я грустить недолго буду.
Закурю я сигарету
И о ней я позабуду.
Сигарета, сигарета,
Никогда не изменяешь.
Я люблю тебя за это,
Ты сама об этом знаешь.

Тут мне опять вспомнилось о том, что произошло со мной по приезду, я подумал сколько ненужных глупостей успел совершить, за свою молодость. Невольно задумавшись о прошлом, я взял одну сигару и подошел к окну. Всматриваясь в холодный зимний вечер, я машинально размял её разжёг, и неторопливо насладился ароматом. Густой, тягучий, с оттенком дорогой кожи, дым обволакивал мне сознание. Все вокруг меня начало медленно растворяться…

Сначала очертания комнаты расплылись как в тумане, а затем меня вихрем поволокло сквозь густую пелену. Неожиданная боль пронзила тело — как будто разряд тока прошёл сквозь сердце и под рёбрами. В глазах резко потемнело и собственное тело перестало ощущаться мной. «Видимо, я умер» — пронеслось в сознании. «…Меня похоронили, не потрудившись соорудить гроб, потому что огромный груз давит на каждую клетку. И в горле першит, будто рот забит землёй».

Откашлявшись, я попытался приподняться и, на моё удивление, обнаружил, что сижу на небольшом выступе скалы. Вокруг меня было фиолетово-бирюзовое море, которое переливается перламутровыми волнами под прозрачным, серо-голубым небом. Передо мной лежала злосчастная шкатулка. «Вот так покурил» — подумал я.

Неподалёку от меня из моря торчал другой выступ, на котором сидела огромная кошка. Будь она в четыре раза меньше, тогда ещё можно было бы говорить о её сходстве с обычными домашними любимцами. Взгляд кошки пристально, с призывом охотника, следил за мной. Но какой это был взгляд! Она смотрела на меня как на жертву, уверенно просчитывая свой прыжок и улавливая каждое моё движение. Мой клочок скалы был очень мал, вдвоём мы на нем явно не поместимся, а значит, когда она допрыгнет, то неминуемо сбросит меня в фиолетово-бирюзовую пучину.

Я внимательно посмотрел на волны. И тут до моего сознания дошло, что это была не вода. Мы с ней стоим не на островках, а над пропастью, на вершинах скал. Эта фиолетово-бирюзовая рябь, которую я принял за волны – всего лишь скопления удивительных облаков. Вот тут я всем телом почувствовал страх! Он наполнял моё сердце целиком! Мне даже показалось, что он вот-вот разорвёт ребра на моей груди. А ещё мой страх издавал дикий, пульсирующий звук. Думаю, что кошка тоже чувствовала и слышала этот звук страха. Но я подумал нанести удар первым. Все моё тело напряглось в едином порыве, и я… Я хлестнул своим хвостом и зарычал! Оглушительный рык разнёсся по незнакомому пространству. Шкатулка находилась под передними лапами и прыгать первым означало потерять её. Так вот чего ты ждёшь от меня, лукавая шельма!

Кошка тем временем, не отводя от меня взгляда, сама готовилась к прыжку. Она сгруппировалась, напружинилась и сиганула Все её тело распрямилось в прыжке, и поплыло, как в замедленном фильме, над фиолетово-бирюзовым пространством облаков. Но я успел сгруппироваться для отражения её атаки. Развернувшись правым боком, я зарычал, и припечатал летящую в меня чёрную шельму своей огромной лапой. При этом, я чуть было не потерял равновесие и боясь потерять шкатулку. Неудачница взвыла протяжным криком и попыталась зацепить меня своим перламутровым когтем, но моя крепкая и гладкая шкура не подалась под её ударом. Чёрная кошка не удержавшись упала со скалы. Фиолетово-бирюзовая волна облаков мгновенно охватила её сияющим пламенем — коварная прорва наслаждалась этой жертвой! Но продолжалось это буквально мгновение – огненный шар исчез так же быстро, как и возник, и облака сменили свой фиолетово-бирюзовый окрас на невинно-белый. Теперь вокруг меня были самые обычные облака, лежащие плотным кольцом под небольшими скальными выступами.

О том, сколько времени я провёл в оцепенении на той скале, думая о происходящем, сложно судить. Не каждый день превращаешься в подобие льва, дерущегося хоть и с огромными, но всё-таки кошками. Выйдя из шокового состояния схватки, я попытался открыть шкатулку, чтобы разобраться, почему именно она потребовалась кошке? Провозившись некоторое время с крышкой, я все-же умудрился оттолкнуть крышку так, чтоб она снова приняла свою обычную форму клавесина. Затем аккуратно лапой я выдернул одну сигару…

Путь обратно был настолько же кошмарен, как и путь туда. Очнулся я лежа у окна. Рядом не было никого, кто мог бы увидеть произошедшее со стороны. И сам бы я решил, что все увиденное мной — это последствие стресса. Если бы не разодранная на правом плече куртка и кровь, сочащаяся из глубокой царапины, которая была явно оставлена крупным животным.

Первой моей мыслью было разбить эту ужасную шкатулку, чем бы она не являлась. И я хотел было уже исполнить задуманное… Но тут в комнату вошла матушка. Испугавшись моего вида, она крикнула доктора, который осмотрел меня и перевязал. В течении перевязки он все время очень удивлялся, какое животное могло оставить такую глубокую рану на моем плече. После перевязки, мы пошли пить чай. Незаметно, за этими простыми делами, я забыл обещание данное себе – уничтожить проклятую шкатулку.

Когда мы уже уселись за стол, матушка вдруг вспомнила, что забыла отдать мне письмо, пришедшее с утра. Получателем на конверте, был указан я, но обратный адрес мне ничего не говорил:

Maria Doe
Nombre de Dios,
calle Cuauhtémoc 8,
Panama, Colón

С интересом распечатав его, я узнал, что отправительница письма Мария была дочерью одного из исследователей, участвовавших в той экспедиции. Она писала, что знакомые сообщили ей о смерти её отца и про найденную мною шкатулку. Оказалось, что она принадлежала её отцу и была их семейной реликвией. Поэтому, она очень просит о встрече, сразу по её приезду из Мексики, где она постарается быстро уладить все свои дела. А до той поры, она очень просит сберечь шкатулку в целости и сохранности.

Ничего особенного в этом письме не было, за исключением, пожалуй, двух вещей. Во-первых, у меня возник вопрос: какие обстоятельства могли занести её в такую далёкую даль? И второе, это совпадение с событиями, которые произошли со мной сегодня утром. Ведь получи я это письмо на пару часов ранее, то не стал бы я выкуривать ту злополучную сигару. С этими мыслями я поднялся к себе в комнату, открыл ящик и ещё раз решил осмотреть коробку. Шкатулка не выглядела зловеще. Тяжелый шарлаховый камень, изящно украшенный элементами из стерлингового серебра, выглядел скорее, как дорогой аксессуар, чем ящик для сигар. Взяв его в руки я осторожно приоткрыл крышку. К моему удивлению, все ячейки были заполнены новыми сигарами. Будто часом ранее ничего со мной не произошло. С испугом я взглянул на свое правое плечо – где порванная кожаная куртка и перебинтованная рука, говорили о том, что я схожу с ума…

  А когда невмоготу:
Карта бита,
Грязь,
Дорога,
Сквозь мирскую маету,
Тянемся душой до Бога.
Искренни тогда мольбы!
Скоро. Скоро покаянье!
Внятно излагаем мы,
Все насущные желанья!
Бог простит, и Бог поймёт,
Не оставит
В шаг от рая!
Господи, спаси меня!
Я нуждаюсь.
Сможешь…
Знаю…

                          Олег Томило.

    Поверить самому себе, поверить что тронулся? Но ведь это не так. Кому-то рассказать? Лучше уж дождаться встречи с загадочной Марией, узнать кем был этот призрачный хозяин шкатулки. Это было бы правильно, но я не дождался. Снова рискнул открыть шкатулку и выкурил сигару…

    Снова удар, снова нехватка воздуха и полное ощущение полёта в невесомости…, лишь свист в ушах и полное опустошение. Удивительная лёгкость, заполняющая каждую клеточку самостью сознания. Ощущение такое, будто каждая моя мысль вибрирует своей нотой, кварты и квинты сливаются, создавая удивительную гармонию звука, переходящего в форму человеческого тела. Удивительное чувство. Я никогда не представлял себе, что можно с такой легкостью и силой, одномоментно, управлять своим телом.

    Приподнявшись, я воспарил и меня понесло в сторону, завалив набок. Ох, и ощущение, замечу! Сила мысли сносит и управлять ей не так просто, как мышцами тела. Необходимо было наловчиться концентрироваться и собираться единым потоком. Я попытался представить, как я выгляжу со стороны. В этот момент я почувствовал, осознал, что меня закручивает вихрем. Поток мыслей уносил сознание, стоило попытаться уцепиться, остановить взор, на одной из них и сила управления терялась. Управлять своей новой сущностью было возможно только усилием воли и полным, одновременным контролем, всего ансамбля. Прям как дирижёр…

    Надо было еще удерживать шкатулку, что требовало дополнительной сноровки. Скрутившись потоком, я подхватил её со всех сторон, и в этот момент меня обдало и захлестнуло горячей волной жара. Огонь пытался пожрать меня. Вот это было действительно неожиданно – бой с разумным огнем, это не с какой-то черной кошкой. Скрутившись вихрем я взлетел, следом за мной всё небо озарило бескрайнее пламя, взвившееся следом. Огонь пытался подобраться к шкатулке. Пытаясь отступать, я понял, что увлекаю его своими потоками. Огонь, словно смеясь, поблескивая заревом своих языков, облизывал мою бесплотную сущность. Удивительно, но я, даже будучи бесплотным, ощущал этот жар. Он подступал и уничтожал каждую мою клетку, к которой прикасался. Отступать, значило позволить ему сожрать меня. Эта мысль, словно визг пронзила тело и я взвился вихрем навстречу противнику. Мой ход был настолько неожиданным, что зарево было застигнуто врасплох и ослабило хватку. Удар оказался точным, но его было недостаточно, чтоб уничтожить разбушевавшееся пламя. Медленно, мысль за мыслью, я подтягивал свое сознание, собирая его в единую волю и закручиваясь спиралью, мое тело образовывало ветряную воронку, в которую медленно, шаг за шагом, попадали разорванные крохи огня. Оказавшись в образовавшейся воронке, они затухали и не могли собраться воедино. И так продолжалось до тех пор, пока от всего мощного потока пламени не осталось лишь пары искр, которые поглотил не я, а возникший, как и в прошлый раз фиолетово-бирюзовый туман.

    Всё утихло. Туман исчез. Легким движением я раскрыл шкатулку, закурил сигару, и поток вновь выбросил меня в собственной комнате. Впечатление было неизгладимым. Одно я понял точно, отдавать шкатулку я пока не готов…

Сэм, дочитав до этого места, задумался. Почему Антон Андреевич прятал записи было понятно, близкие наверняка приняли бы всё за бред. Но, не он, ни Сэм, который сам находился в чужом теле, причем теле человека, написавшего этот дневник. А ведь все свои скитания он раньше считал трагедией пропащей жизни. Хотя знал, что не единственный скиталец Дыры, что она умеет ломать сознание, и играть психикой. Но чтоб вот так, самому вступить в бой с этой тварью, проходя каждый раз через боль, ужас и отчаяние, всего лишь за шанс остаться живым? Готов ли он на это, да и во имя чего вообще?

Он спрятал дневник в ящик стола и замкнув его, вышел из комнаты. Спустившись вниз, и пройдя на террасу, достал обычные сигареты. Закурил и задумался, — «Чертова жизнь, она имеет вообще какую-либо цель и цену? Кто вообще её знает? И знает ли хоть кто-нибудь?»

В доме мило беседовали Елизавета Прокопьевна, Алекс и доктор. Сэм не прислушивался, он задумался о том, какую роль во всей истории играет Алекс. И тут, его охватил страх. От понимания того, что все эти люди, кроме Алекса, принимают его за живого и близкого человека. В их понимании, он сын или друг. А по сути своей, кто он, кто Сэм? Призрак скитающийся по мирам и страдающий каждый раз в новом обличье? Шут развлекающий неестественную силу, которая гоняет его как подопытную мышь по мирам, которые создает для него? А может быть на нем некая сила оттачивает основы мироздания или это и есть та самая загробная жизнь. В которой ему придется скитаться безвременно пропащим? Заняв место Антона, он получил награду или наказание? Кто ответит на эти вопросы?

Вечером, за праздничным ужином, пока Елизавета Прокопьевна произносила для Антона Андреевича поздравительную речь, Сэму вспомнился последний разговор с Рамоной. Тогда, он не придал ему значения, однако теперь, он попытался вспомнить каждое сказанное ей слово. Она пошутила о том, что курение убивает, а ведь, она говорила не о том, чем пугают добрые доктора, Рамона знала, что говорит! Сэм замер, заморозив свой взгляд на Алексе, тот заметив на себе взгляд, услужливо кивнул. С нетерпением дождавшись окончания ужина, Сэм поспешил к себе, ему хотелось поскорее узнать, что происходило дальше. Запершись он читал всю ночь, и то, что на страницах дневника происходило с «милым Тони», ни в коей мере нельзя было сравнить с приключениями самого Сэма, какой же он смешной на фоне этого гладиатора Дыры. Как же нелепо, он оказался не в том месте и не в то время. Зачем, прекрасной Рамоне понадобилось отправить его в чужую жизнь? Что это шанс или расплата?

Из дневника Антона, он узнал, еще о многих путешествиях по мирам, в каждом из которых ему удавалось выходить победителем. А так же, о том, что встреча с Марией все-таки произошла. Однако, именно этих страниц в пачке не оказалось. То ли, сам автор дневника удалил их, то ли они пропали позже, но единого описания о том, что происходило при встрече и почему шкатулка осталась и далее у него, Сэм понять не сумел. Было ясно лишь то, что последние его путешествия были гораздо опаснее и длиннее его первых боев. А сами записи, скорее были похожи на таблицы ведения побед и описаний возможностей противников. И ясно было лишь одно, Антон уже не просто бьется, он ищет что-то. Что? Это и хотел узнать Сэм у Марии при встрече.

Ночью он долго не мог заснуть, пытаясь понять свое место в этой истории, и неудивительно, что ему снились кошмары. Он видел Дыру, которая манила его своим кружением, нашептывая, что, если он вернется, она расскажет ему всю правду, обещала вернуть его в прошлое, где он был совсем мальчишкой. Показывала ему океан, солнечный берег и черноволосую смеющуюся девчонку, она смеялась и кружилась в потоке ветра, не замечая Сэма. Сэм пытался вглядеться в ее лицо, сквозь разлетающиеся во все стороны длинные волосы и ему на секунду показалось, что это была Мария.

Затем он увидел тьму, давящую на него со всех сторон. Пытаясь понять куда, он попал, он осмотрелся. Под его ногами шуршала какая-то галька, хотя кто его знает, что это было на самом деле, в темноте разглядеть было невозможно. Сэм помнил, что после перемещения, необходимо быстро осматриваться и быть осторожным. Несмотря на боль и неустойчивое состояние, он присмотрелся, привыкая к темноте вокруг себя. Очередной чужой мир, мягкая, тягучая атмосфера, обволакивала его сознание.

Сквозь окружавшую тьму, просматривалась легкая фиолетовая пелена, где-то вдали блеснула полоска света и он пошел в его направлении. Идти пришлось недолго. В темноте вырисовывался силуэт человека. Практически подойдя к нему Сэм рассмотрел его.  Спиной к нему стоял воин в металлических доспехах по пояс и короткой тунике. Под ногами у него лежала та самая шкатулка.

«Гладиатор на арене», — пробежал холодной струйкой по спине страх, — «Откуда здесь гладиатор? Или как я мог попасть на арену? Какая же подлая тварь эта Дыра!». Гладиатор обернулся и сделал шаг навстречу Сэму. Бежать было некуда, оружия не было, и Сэм непроизвольно взмахнул рукой пытаясь защититься. Следом  послышался звон разбивающегося стекла, куча осколков полетели во все стороны. Огромный осколок ударивший сначала по Сэму отрикошетил и словно кинжал вонзился в оголенное бедро гладиатора. Тот не ожидая такого удара подвернул раненную ногу, отфутболив шкатулку в сторону Сэма. Сиреневые струйки тумана начали заполнять  всё пространство.

Сэм очнулся от неимоверной боли в бедре, лежащим на полу. Рядом, в лужице недопитого чая, лежали осколки разбитой фарфоровой чашки.  В дверях стояла перепуганная Елизавета Прокопьевна.

— Тони, Тони! Это всего лишь кошмарный сон, – она подошла и обняла его ласково за голову как ребенка.

— Ты сможешь сам подняться? Я позвоню сейчас Алексу и Илье Львовичу. Все будет хорошо, мой мальчик. Все будет хорошо.

Сэм приподнялся с полу держась за край кровати и затем обессиленно повалился на нее, ощущая неукротимую дрожь в теле. Холодный липкий пот предательски выдавал страх, который он чувствовал каждой клеткой еще пару мгновений назад. Этот сон казался ему явью, а ведь он только что, был чуть не убит сыном этой женщины. Елизавета Прокопьевна аккуратно собрала осколки чашки, и унесла их. Затем вернулась со стаканом воды, который дала Сэму, а сама быстро убрала следы ночного разгрома. За окном был рассвет и сон уже не шел. Елизавета Прокопьевна,  была взволнованна, и тоже не хотела спать. Они решили спуститься в столовую и выпить чаю.

Чай пили молча и каждый думал о своем. Сэм впервые увидел Елизавету Прокопьевну такой, какой она была на самом деле. Перед ним сидела женщина со скорбным лицом и опустошенными глазами. Женщина, которая тоже находилась в каком-то своем мире, в который давно никому нет входа. Не потому, что она не гостеприимна, скорее дело в том, что там не столь уютно, чтоб приглашать в него других. Лишь только скорбь о чем-то утраченном неконтролируемо вырывалась наружу и оседала как тонкий слой лет, на прекрасном когда-то лице хозяйки.

«Дыра, она повсюду», — подумал Сэм. «Мы даже не замечаем, как она проникает в души, выплетая там как паук сети и создавая свои миры. Немногие готовы вызвать ее на поединок, но сколькие блуждают по ее мирам. Слепые наши души…»

***

       Мария с нежностью поправила кудряшки на тоненьком девичьем личике. Девочка спала, сладко посапывая и свесив ручку с кроватки. Выключив свет,  тихонько вышла из детской, оставив дверь слегка приоткрытой. Муж сидел в кабинете над подсчетами бухгалтерии. Она заглянула к нему  пожелать спокойной ночи.

 

— Ну что, уснул котик? – спросил ее, Мария  кивнула мужу.

— Она сегодня меня посмешила от души. Знаешь, что она спросила? Женюсь ли я на ней, когда она вырастит. Обещала даже подарить мне свой медальон в знак любви.  Ты не боишься такой конкуренции?

— Нисколечко.

Он со смехом подтянул жену к себе за талию и поцеловал ее. Затем хитро посмотрел и серьезно спросил:

— Ты точно ничего не говорила этому человеку? Он убежал как черт от ладана. Подумай, ну не могло же это быть просто так. Точно не могло.

Мария посмотрела на мужа, —  Я уже устала повторять, ну откуда мне знать? Я даже не успела ничего спросить. Он задумался, потом извинился, схватил шкатулку и бегом выскочил из магазина, уже в дверях выронив — «В другой раз!»,  не буду же я догонять этого ненормального. Вот, сдался он тебе!

— Да уж, точно сдался, — проговорил Михаил Львович, стирая капельку чернил на рабочем манжете. Шкатулочка то была не простая. Не надо было мне его оставлять. Эх, не надо было! Где его искать то теперь? Понятно, что скорее всего он местный, но не ходить же по улицам? А может быть дать объявление в газету? Мол, куплю такую антикварную шкатулку.

Он задумался и замолчал. Мария молча смотрела на него и он продолжил.

    — Нет, не вариант, уведут ведь, как пить дать найдут ее раньше. Этак все желающие такое объявление дадут. А что если он отнесет ее в другой магазин? Эх, ну и туп я! Надо ж было так опростоволосится, так глупо все получилось.

        Миша продолжал рассуждать, а Мария молча стояла и смотрела, как он нервно пытается стереть чернильное пятно, капнувшее по неряшливости на край его рабочей манжеты, ей хотелось поскорее уйти, но он может пойти следом, а тогда ей не удастся проверить все ли на месте в тайнике. Другого случая не будет, потому как завтра они уедут с самого утра и ключ необходимо взять с собой, чтоб вечером передать тому странному мужчине. Но в этот момент захныкала малышка и Мария поспешила к ней оставив мужа за рассуждениями.

    Михаил Львович не заметил этого ухода, продолжая рассуждать вслух:

— Знал бы он цену, никогда не принес бы, а коли принес, так ведь сам не знал? Или испугался? Эх, дурень я дурень, мне б его удержать…

Но дальше Мария не слышала, она тихонько заглянула к Катеньке, подняла упавшее одеяло и укрыла малышку. Затем также тихонько вышла и прошла в спальню, прикрыв за собой дверь. Прислушалась. Михаил Львович продолжал убеждать себя в чем-то. Тихонько отодвинув изголовье кровати, она нащупала ключ, затем отодвинула картину, висящую на стене и открыла сейф. Немного порывшись среди лежащих там вещей, что-то достала. Затем закрыла сейф и положила ключ на место. «Только бы завтра он пришел.» — подумала она перед сном.

Заснуть Сэму уже не удалось, он в который  раз просматривал записи Антона Андреевича, думая о том, как ему поступить. Этот мир был слишком пресным для него, и пусть он не был таким героем, как тот, чье место он занял, но  такая жизнь его не прельщала. Он думал о той, которая была всем и никем для него, той, что скрашивала его слепые страдания редкими встречами, одинаково благосклонно принимая его в любом обличье. Только она видела его истинный облик под сотнями тасуемых Дырой образов. «Кто ты Рамона?», — мысленно спросил Сэм. И сам себе ответил, — «Позови меня, и я лягу у твоих ног верным псом, а ради этой награды, я готов исполнять любую твою волю».

Тяжело вздохнув, он взглянул на шкатулку, вспомнил про путешествия Антона Андреевича, предстоящую встречу с Марией и непредсказуемые повороты судьбы.

 

Начало. 1.1.

Когда кто-то говорит, что Питер, это хмурый и дождливый город не верьте ему, до тех пор, пока сами не убедитесь, что это так, а не наоборот. Только сами обязательно убедитесь в том, что те, кто пытается навязать это мнение, говорят правду. Всю правду желательно проверять самому. А иначе, будьте готовы, что лучшее, что в жизни могло случиться – пройдет мимо. Возможно потому, что чья-то правда оказалась для вас стопроцентной ложью.

Человечество учится всему друг у друга, и не всегда то, чему оно пытается научится, приводит его к правильному пути. Уж сколько было в мире сломано копий пророков на страницах мудрых книг, а до сих пор пороки не только существуют в мире людей, но и прекрасно сплетаются в симбиозе их бытия. Питер!, – он прекрасен. Прекрасен он был всегда, с самого зарождения в своем фундаментальном величии. Как бы не называли его жители нашей родины, и какие невзгоды не выпадали бы на его судьбу – он выстоит и породит не одно поколение великий людей, разгадывающих тайны всемирного бытия. О сколько нам открытий чудных… Ну да ладно…

Одним прекрасным весенним утром, когда солнце ярко освещало голубое небо, а за окном начинала пробиваться листва под его лучами, у огромного окна второго этажа сталинского дома стояла девушка и смотрела на первое проявление весны. Окно дома, выходившего фасадом в прекрасный садик с небольшой часовенкой, играло отблесками лучей ищущих выход из лабиринта молодой поросли. Мысли у нее были о том, о чем и должны быть у девушки этого возраста – а именно, что самое лучшее событие в её жизни должно произойти сию же минуту, здесь и сейчас, в виде загадочного принца, или может быть, шикарного лимузина с прицепом тележки и миллиона алых роз.

Но лучшее, что было в это слегка еще прохладное утро, это солнечные лучи, игравшие на холсте города, после прохладных апрельских ночей. Вздернутый носик нашей красавицы прилип к стеклу, чтоб как можно лучше рассмотреть происходящее в округе. В руках она крутила косичку густых, темных каштановых волос и продолжала вглядываться, пытаясь не проморгать свое счастье.

Утро было ранним, день выходным, а потому прохожих на улице практически не наблюдалось. Где-то в невдалеке по бульвару шла пожилая женщина, оглядываясь по сторонам, как будто искала какой-то адрес. Пристально вглядываясь в окна она очень волновалась, пытаясь увидеть в них какой-то знак, или увидеть знакомое лицо. Даша, а именно так звали нашу прелестную юную девицу, с интересом рассматривала прохожую. Это была маленькая пожилая женщина, одетая в темную старомодную одежду с повязанным на голове платком. В её наряде не было совершенно ничего особенного и удивительного, но что-то в этой пожилой женщине зацепило, не давая оторваться и отвести взгляд. Девушка стала наблюдать за ней, улыбнувшись сама себе вспомнив молодого сыщика Бессарабии, со страниц «Зеленого фургона».

Поравнявшись с окнами Дарьиного дома, женщина подняла голову и посмотрела на девушку. Они встретились взглядами, как будто никакого расстояния между ними не было, а встреча эта была такой знакомой, и само собой разумеющейся, что Даша невольно поежилась под напором этой простоты. Она спрыгнула с подоконника и еще раз посмотрела на женщину. Та продолжила свой путь дальше, перейдя уже на довольно спешный шаг и более ни разу не обернувшись. Как будто она нашла то, зачем приходила и дальше ей нет никакой нужды высматривать желаемое.

Даше стало немного не по себе, не то чтобы этот взгляд пугал, или женщина посмотрела нехорошо, нет, но было такое чувство, что неспроста она пришла. Эх неспроста. Вся эта сцена, разыгрываемая на глазах Даши, заставила её ощутить некое душевное беспокойство. Она взглянула на стену напротив того места в комнате, где она стояла и ее взгляд упал на старинную фотографию в рамке, на которой были изображены молодые дедушка и бабушка. Мелким током по телу пробежала волна, накрывая неводом сотканной из мурашек сети, тело Дарьи.

С фотографии предков на нее смотрела та самая женщина, которая только что прошла мимо окна, только вот на фотографии была она намного моложе и одета по моде прошлого века. Девушка опрометью выскочила из комнаты. На кухне мать готовила воскресный пирог и в этот момент как раз опускала его в духовой шкаф. Даша вбежала с испуганными глазами и замерла.

-Что случилось, тебя кто так напугал? — удивленно спросила мать, обернувшись к взволнованной доченьке.

-Я сейчас Варвару видела, – сказала Даша, смотря на мать ничего не понимающим взглядом.

-Какую Варвару?

-Ну бабку нашу китайскую. Ты что не помнишь, что ли? Она только что мимо дома прошла. Кажется, она наш адрес найти не может и ходит ищет.

Мать ничего не произнося, сбросила фартук и как есть выскочила на улицу. Не встретив никого на улице, мать огорченно вернулась, скинула куртку, наспех накинутую на домашний халат, и пошла мыть руки с недовольным лицом.

-Даш!,- крикнула она из ванной комнаты, – может ты академ возьмешь? Мне кажется скоро совсем со своими занятиями свихнешься. Уже видения пошли.

Даша не отвечала. «Может действительно я ошиблась? Вот просто переутомилась за зиму, но ведь осталось то совсем ничего!», — думала она, но отвечать вслух матери не стала.

На следующий день Даша проспала первую пару и мчалась ко второй, запутавшись в каком корпусе сегодня читают лекцию. По расписанию она нашла указанную аудиторию, рядом никого не было, и Даша не сразу обратила внимание на прикрепленную к стеклу записку, — « В связи с ремонтом занятия группы N будут проходить в левом крыле главного корпуса. Аудитория № 234″.

Изрядно проплутав по старинным коридорам, она нашла аудиторию, где лекция уже читалась полным ходом. Предмет назывался — «Мировая художественная культура», девушка тихонько приоткрыла дверь, и преподаватель, не переставая читать лекцию, кивнула что можно пройти. Усевшись на первое же свободное место и стараясь не шуметь, Дарья достала тетрадь и приготовилась конспектировать. На доске мелом была крупно выведена тема: «Правление династий Цинь и Мин. Объединение китайских провинций в великую империю императором Цинь Ши-хуанди, строительство гробницы императора и великой китайской стены. Архитектура как модель Вселенной.» Ниже под названием темы, располагалась таблица правления китайских императоров с датами их правления и девизами правления, под которым они управляли страной. Напротив пятнадцатого Чжу Юцзяо, были написаны годы 1620-1627 гг. Тяньци («Небесное Руководство»).

«Не долго же ты правил красавчик…», — подумала Даша, решив, что жизнь принцев и императоров наверняка тоже не сахар, в борьбе за кусок солнца под небом поднебесной, — «Да уж, принудительно принуждать себя под небом Поднебесной, прям песня какая-то». Преподаватель продолжала читать:

— Династия Мин, в ходе народного восстания пришла на смену монгольской династии Юань. Шестнадцать императоров этой династии правили Китаем в течение 276 лет с 1368 по 1644 гг…

Даша попыталась представить китайского императора Чжу Юцзяо, но вместо этого в мыслеобразе появилась бабушка, которую она видела утром у окна. Дарья быстро набросала рисунок прямо в лекционной тетради и посмотрела на преподавателя, та что-то говорила далее, но все слова ее сливались и разобрать она ничего не могла. Даша продолжала смотреть на преподавателя и думала о том, что синий цвет юбки очень дисгармонирует со светом в аудитории, о том, что будь эта юбка пошита из более мягкой ткани, возможно она так не топорщилась и не подчеркивала излишне полноватые ноги ее обладательницы. Каждое колыхание юбки, напоминало движение колокола, который вздрагивает от собственного голоса, однако звучание этого колокола фальшиво и глухо.

Мысли раздражали Дашу все больше, и она не могла никак сосредоточиться на том что говорит преподаватель. Пытаясь отвлечься от ненужных образов, Даша стала представлять могущество Китайской Империи, но и тут у нее ничего не получалось, поскольку она не слышала того, о чем говорит преподаватель. Слушать дальше уже не хотелось, и она подумала о том, что вчера говорила мама, насчет академа. Размышления Дарьи прервал вопрос преподавателя, стоявшего рядом:

-Калинина, Вы понимаете сейчас, о чем я говорю?

Даша вздрогнула, встала и внимательно посмотрела на женщину и подумала: — «Она ведь намного старше чем казалась, когда стояла за кафедрой, такая небрежная прическа, волосы окрашены, видимо краску передержали.»

Неровно состриженная прядь выбилась из-под укладки и неаккуратно свисала с правой стороны лица, развеселив Дашу. «Что ей отвечать? Рассказать, что я сейчас думала?  Она что-то спросила, но я не слышала. Может она не со мной говорит?» — думала Даша, покрываясь красными пятнами и чувствуя, как волнение змейками парализует ее волю.

— Присаживайтесь Калинина. Хватит летать в облаках, иначе и эту сессию будете закрывать осенью, если Вас раньше не отчислят.

Даша полностью расслабившись упала на стул, в висках стучало, теперь она точно не слышала, о чем дальше говорит мадам учитель. С трудом дождавшись окончания лекции, она помчалась в деканат, писать заявление на академический отпуск. Выйдя из института, она уселась на лавочке в соседнем сквере и взглянув на залитую солнцем аллею улыбнулась. Мир все еще прекрасен и манит чем-то новым, — жизнь прекрасна, Весна!

Улица расплывалась в солнечных лучах, представляясь Даше путешествием во что-то неизведанное и она почувствовала себя маленьким муравьём, на этой огромной и бескрайней дороге жизни, который может сейчас выбрать любое направление, и свернуть на любом перекрёстке судьбы. Эта бескрайность заставляла задуматься о том, чего бы захотелось этому муравью в бескрайнем просторе мира. Вспомнив вчерашнюю странную встречу, а так же то, что сегодня на лекции читали историю Китая, Даше подумалось о том, что хорошо бы было бабушку навестить. И почему эта мысль никогда ранее не приходила к ней в голову? Она подхватила сумочку с уже неважными конспектами и довольная собой, помчалась на трамвай. Думая по дороге, как сообщить маме две важных новости.

 

Часть 1.2

Библия рассказывает о подвиге Иезавели, жены царя израильского Ехава, которая, чтобы встретить злодея Ииуя, «нарумянила лицо свое и разукрасила голову свою», за что была выброшена из окна и растоптана конями, а затем псы съели ее тело. В очередной раз доказано было, что красота — страшная сила.
Правда, сила не слишком понятная — в том смысле, что каждый (не то, что народ, а даже отдельный индивидуум) имеет свою мерку прекрасного. Забавно, что, в отличие от красоты, мнение о страшном и безобразном у всех наций и культур приблизительно едино. 

Геннадий Михеев.  История человеческих нравов в забавном изложении

За окном поезда проносились фантастические пейзажи, каждый из которых был достоин кисти великого художника. Только мастером кисти была сама мать природа, игравшая со своим вдохновением. Перед взглядом Дарьи разливались степи оливково-золотого окраса, граничащие с чредой фантастических гор. Те же в свою очередь развалившись в самых необъяснимых формах, заманивали к себе легковерные облака, создавая видимость гармонии разнообразных материй. В некоторых местах единство образов разрывалось, вычерчивая в степях небольшие стада одомашненных животных, а иногда рядом с ними фигурку человека, смотрящего в след проносившемуся поезду. Небо, периодически разбрасывая облака в стороны, хитро подмигивало голубым взором, как бы заманивая в свои тайны.

Поезд плавно и почти беззвучно прорезал пространство, неумолимо следуя по заданному кем-то сверху маршруту. Дарья залюбовалась. Ей казалось, что она сама частица этого прекрасного мира, и фантастический поезд возвращает ее в родные места.

Несмотря на всю красоту за окном, в самом вагоне было трудно дышать, и девушка откинувшись назад слегка сомлела. Сидящий напротив мужчина не обратил на нее никакого внимания, как если бы он оставался один во всем мире, и никого рядом не могло быть по определению. Дарья попыталась отвлечься от неприятного состояния, рассматривая незнакомца исподволь. Тем более, что было в нем что-то такое, что настораживало ее внимание. Мужчина сидел на белоснежно застеленном постельном белье, не раздеваясь и увлеченно вчитывался в свои записи. Одет он был в старомодное кашемировое пальто, через небрежно расстегнутый ворот которого проглядывал серый классический костюм. Изящные черты лица попутчика диссонировали с красновато-рябой кожей, но огромные серые глаза приводили всю эту картину в баланс. В одной руке у него был блокнот, а в другой ручка и небольшой, размером с половину тетрадного, лист бумаги, который он внимательно изучал. Несмотря на то что в купе было довольно тепло, мужчина не снимал с себя кашемирового пальто, а шляпу предусмотрительно положил слева от себя. Внимательно просматривая небольшой лист с записью, он периодически делал пометки в своем блокноте, не обращая внимание на сидящую напротив девушку. И у Дарьи была отличная возможность рассмотреть его.

В общем образе, черты лица мужчины можно было бы назвать довольно приятными, но все же, в них неуловимо проскальзывала некая фальшь. Огромные голубые глаза остро и точно всматривались в листок, как будто там были вписаны все тайны мира, Дарья непроизвольно заглянула в него.

Лист бумаги не представлял никакого интереса. Со стороны самый обычный лист, такой запросто можно было найти в аудитории после лекции и не обратить на него совершенно никакого внимания. Ровным почерком, в него были вписаны цитаты. Разобрать все, не привлекая внимания попутчика, Даша не могла, но это точно были цитаты и первая из них: «Красота спасет мир. Ф.М. Достоевский.» — почему-то зацепила внимание Даши. Что именно было тому причиной? На это сложно ответить, но девушка решила, что мужчина иностранец, поскольку был одет непривычно безупречно, да и в крое одежды улавливалась какая-то отчужденность. Хотя по сути своей, как это можно было определить, когда всё вокруг само по себе было неестественным. И всё же, несмотря на поезд, в котором они ехали и фантастически прекрасные пейзажи за окном, в Даше проснулось дикое любопытство: «Кто он? Почему красота спасет мир?»

Поезд плавно притормозил на какой-то станции, Даша выглянула в окно. За окном на перроне никого не было, лишь пустое здание вокзала стояло одиноко на фоне небесной красоты далеких гор. И ни души, как будто все вымерли. Незнакомец, которого Дарья про себя стала называть иностранцем, вышел из пустого вагона на перрон. Дарья выглянула следом, вагон был пуст, и она прошла к выходу, пытаясь понять, что именно так сильно привлекало ее внимание.

Пройдя до здания вокзала, он открыл дверь и вошел внутрь, а девушка последовала за ним, предусмотрительно следуя на небольшом расстоянии. Внутри вокзал был полностью пуст, напоминая скорее какую-то научно-техническую лабораторию или усыпальницу богатого китайца. Иностранец подошел к прямоугольному коробу, напоминавшему платежные терминалы, расставленные в Питере чаще чем урны для мусора, набрал комбинацию на сенсорном экране и вышел через другую дверь, находящуюся на противоположной стороне здания. Дарья проследовала за ним. Как только дверь за ней прикрылась, Дарья в ужасе поняла, что находится уже не там откуда они вошли, а совершенно на другом вокзале. Зданий в округе не было, только небольшой навес, похожий на сезонные палатки кавказцев у берегов южного моря, сколоченные сикось накось, которые не могли укрыть не то чтоб от дождя, но даже от солнца.

Огромная толпа рабочих, азиатской внешности в обветшалых выцветших под лучами горного солнца халатах, с непрекращающимся гулом на своем языке играючи понесла ее к ближайшему поезду, если конечно можно было так назвать ту конструкцию на колесах, следовавшую за паровозом. Слившись с толпой, Дарья оказалась в одном из набитых людьми вагонов, странного господина нигде не было видно. Через некоторое время поезд остановился, все вышли и Дарье опять пришлось проследовать следом за толпой. Впереди, среди толпы загорелых азиатских рабочих мелькнула спина «иностранца».

Местность была какой-то необычной, перейдя через небольшой плоский настил, раскинутый через маленькую речушку, в которой у одного берега располагались небольшие деревянные лодочки, а у другого дряхло-неуклюжие строения «кавказцев», она услышала гудок уходившего поезда.

Ни на секунду не задумываясь, как и почему она оказалась в этом странном месте, Дарья старалась проследить куда направляется незнакомец. Заметив его спину, мелькнувшую в проеме высокого здания, возвышающегося над одноэтажными постройками, как футуристический инопланетный объект, на картинах фантастов, она не задумываясь последовала за ним, сосчитав про себя до шестидесяти. Внутри здания было мало света, и клубы дыма плясали в такт играющей музыке. Немного привыкнув к полутьме, после яркой освещенной солнцем улицы, она увидела мужчин сидящих за столиком и разговаривающих с женщинами одетыми в дорогие национальные одежды. Одна из женщин играла на каком-то инструменте похожим на виолончель.

Чуть отойдя в сторонку и спрятавшись за какую-то бамбуковую циновку, почему-то подвешенную над глухим проёмом у стены,  Дарья стала внимательно наблюдать. Ей казалось никто её и не замечает. Далее, по уходящему в глубь, коридору виднелась лестница на второй этаж, где располагались входы в другие комнаты, и вот там, на лестнице она снова увидела иностранца. Он о чем то беседовал с маленьким мужчиной азиатской внешности. Мужичок, сложив руки в уважительном поклоне, кивал ему, а затем они спокойно спустились и не замечая Дарьи проследовали на улицу. Пройдя за ними, Дарья сначала немного ослепла от контраста освещения, и потеряла своих преследуемых из виду, в многочисленной толпе народа. Однако приглядевшись получше, она успела заметить знакомое пальто промелькнувшее за дальний угол узкого квартала. Осторожно двигаясь за путниками, она спустилась по мощенной улочке к небольшим, и видимо довольно бедным, домикам. У одного такого дома сидел старичок-китаец, наслаждаясь солнечным теплом. Иностранец и его проводник подошли к нему, маленький мужичок что-то сказал, кивнув на иностранца. Дарья с огромным любопытством смотрела из за края соседнего дома, пытаясь понять о чем говорят эти загадочные люди.

Старик крикнул кому-то, из дома вышла женщина средних лет, с покорностью кивнув ему, она зашла обратно и вернулась с плотно свернутым полотном. Дарья чуть вышла из своего укрытия чтоб получше рассмотреть, что именно показывает китаец своим посетителям. Это был ковер, но девушка находилась так далеко, что разглядеть детали она не могла. Взволнованные посетители стали переговариваться. Иностранец о чем то просил маленького мужчину, тот говорил об этом китайцу, но китаец был непреклонен. Тогда иностранец кивнул своему спутнику, они оба поклонились китайцу и обменявшись знаками внимания быстро зашагали в обратном направлении. Дарья прижалась к выступу дома, чтоб оказаться незамеченной. Как только они ушли, она выглянула еще раз в сторону китайца. В этот момент он поднял глаза и увидел девушку. Громко заговорив смотря на нее он окликнул женщину которая выходила. По видимому жену, или взрослую дочь, как подумала Дарья, поскольку ей сложно было определять возраст людей другой национальности. Она хотела сделать шаг назад, но в этот момент злополучная галька под ногой коварно рассыпалась, Дарья упала. Выходящая женщина увидев эту картину рассмеялась, что-то сказала старику и подозвала девушку.

Даже не понимая, почему она так покорно подошла, Даша смотрела на старика и женщину не зная как и о чем с ними разговаривать. Женщина улыбаясь рассматривала девушку, потом поманила ее в дом за собой. Дарья с испугом замерла, но женщина еще раз поклонившись девушке, вежливо поманила ее в жилище. В жилище практически ничего не было. Ну если и находилось что-то, то опять же после яркого света улицы, глаза не сразу привыкшие к полумраку помещения с малюсенькими почти непрозрачными окошками, ничего не запечатлели. Посреди комнаты лежал в свертке тот самый ковер, который видела Даша, но женщина что то быстро проговорив, поманила Дашу за бумажную ширму и там показала другое полотно, которое не было свернуто свертком, а несмотря на всю свою старость и хрупкость было бережно развернуто на бамбуковой циновке покрывающей весь пол как паркет. Надо же, бамбуковый паркет, с идиотской улыбкой произнесла Дарья в слух.

Она внимательно стала рассматривать это загадочное полотно. Почему загадочное? Да кто же мог посчитать его не таковым, после фантастичного приключения молодого Шерлока в юбке. Зрительная память у девушки была отличная, она очень любила рисовать, поэтому детали считывались сами собой. Но не так как увидел бы обычный человек, на обычном даже самом дорогом ковре, они причудливо читались как живая книга, последовательно объясняя суть вещей, которые как будто были где-то далеко в памяти и все об этом знают, но на время забыли. Это было фантастическое ощущение. Ощущение некоей легкости и всемогущества одновременно.

Возможно, что не получится описать увиденное, поскольку суть некоторых вещей находится за гранью понимания Творца. «Однако, ковер же кто-то создал? И кто-то сохранил? Более того, о его существовании знают и ищут его», — мысли пронеслись холодным ветром обдавая голову искательницы приключений. «Следовательно все это существует, и может быть описано», – думала Даша.

Старое полотно как будто сплеталось со всем мирозданием вселенной, в своей откровенной простоте указывая одновременно вечность и безысходность. Две крайности равномерно распределились по сторонам ковра, сплетаясь в его центре неудержимой и ровной энергией лемнискаты. Эта энергия, вглядываясь в каждую клетку смотрящего на него, удивительно объемно и совершенно перетекала в сознание, заставляя становится частью этого ковра вопреки своей воли. Все сознание смотрящего уравновешивалось как бы изнутри и вот он уже сам был волной, равномерно раскручивающейся в центре волшебных энергий играющих нитей.

Вот он, поворот, в сознании тонкими золотыми струйками взлетели пуховые лепестки будто смеющиеся искорки, воспаряя вокруг смотрящего, они в обволакивающем танце плавно создали нежную атмосферу умиротворения, пронизывая изнутри чистейшей волной изумрудного света. В тоже мгновение в сознание Дарьи взметнулся мощный луч кристальной энергии. И как бы в такт ей, тонкой сеткой рубинов, сапфиров и изумрудов, вокруг начали сплетаться мощные нити, не позволяющие сознанию девушки выйти из этого благостного состояния. Внутри начинала концентрироваться сила, и Дарья увидела себя сверху, как будто из космоса.

Внизу стояла маленькая хрупкая девушка, рядом с ней почти коленопреклонённо замерла китайка. Девушка смотрела на выцветшее изображение, из которого лучилась энергия, сливалась в ней единым потоком и вознося ее сознание в космические пространства.

Дарья очнулась от оцепенения и уселась в непонимании на кровати. За окном уже светило питерское солнце.

-Вставай сонюшка моя! Я уже будить тебя пришла, думала весь день проспишь.

Дарья непонимающе посмотрела вдаль мимо мамы, силясь вспомнить что произошло.

-Мне такой странный сон приснился, будто все было наяву, – говорила она как бы сама с собой, – знаешь, что такое драгоценные камни? Это кусочки души магов и волшебников. Умирая, они становятся скалами, но в их душах были частички светлой энергии, вот так она там и сохранилась твердыми вкраплениями чистых помыслов, погибших в пустой породе. Удивительно, я даже не понимаю откуда я знаю это.

Девушка соскочила с кровати, взяла альбом и карандаш, быстро пытаясь зарисовать картину из своего сна, но никак не могла вспомнить ее полностью. Что-то неуловимо выскальзывало из ее сознания все дальше в тьму забытья…

 

В прозрачной чашке со свежезаваренным чаем плескались лучи солнца, блики которого играли веселыми искорками на маленьком столике.

Расположившись напротив окна в мягком кресле, Душечка с удовлетворением вытянулась и посмотрела в него. Утро было солнечным и теплым. Зажмурив глаза и немного разомлев от удовольствия, она задумалась. Несмотря на то, что до формального начала весны еще далеко, та тихой поступью давно пришла в город. За окном о ней напоминали запахи цветущей мимозы, но в первыми предвестниками были, конечно, соседские коты. Это они первые ощущают запах весны и наперегонки пытаются застолбить моменты весеннего счастья.

Ей было хорошо видно одного такого рыжего красавца, точно знающего, где находится его прекрасная дама.Он быстро вскарабкался по ветке покосившегося дерева и расположился напротив ее окон. Взобравшись поудобнее, котяра ловко уселся, поджав хвост, от предвкушения ожидаемой встречи. Наигранно жмурясь. иногда пошевеливая усами, он осмотрелся. Один ус был надломлен вероятно в боях, и это предавало его обладателю довольно смешной вид.

Душечка мысленно улыбнулась. Чуть повернув головку она приняла более удобную позу и стала думать: «Какие же все мужики глупые. Неважно, коты это или двуногие – все у них одно на уме, как добиться женского расположения. Неужели они не понимают, что не дано разгадать им тайны женской души ?»

Ее размышления прервала новая сцена за окном.

Мимо уже было задремавшего рыжего, быстро перебирая лапами, пробежала молодая черная кошечка. Что-то фыркнув и мяукнув ему на ходу, она, не повернув своей мордочки, засеменила дальше. Рыжий резко привстал, решительно намереваясь последовать за возмутительницей его спокойствия. Но затем что-то вспомнив улегся на прежнее место. Молодая кошечка остановилась и пристально посмотрела на него. Рыжий не шелохнулся. Это было интересно, и Душечка внимательно продолжала наблюдать за происходящим. Кошечка, вероятно, не оставила своего коварного плана, и подошла к рыжему сама. Но по- видимому и это ничего не изменило. Рыжий демонстративно игнорировал ее. Кошечка подошла совсем близко. Затем развалившись напротив рыжего начала облизывать свои лапки. Не разжимая глаз рыжий отвернул морду, лишь презрительно шевельнув надломленным усом. Нарушительница спокойствия рыжего надменно поднялась, стукнула ленивого кота лапой, и гордо виляя приподнятым хвостом, проследовала обратно.

Душечка, пристально наблюдая за происходящим спектаклем, была удовлетворена. Она запрыгнула на стол с остывшей чашкой чая, аккуратно обошла ее, плавно продвигаясь потянулась к прикрытой форточке. Затем, перебравшись ближе к стеклу, подцепила форточку лапой, распахнув ее настежь.Зажмурившись и муркнув, кошечка выпрыгнула на залитый солнцем и запахом мимоз подоконник. Рыжий оживился,  задрав хвост подбежал к Душечке, и рыкнул на нее для порядка. Душечка в ответ промяукавши сделала вид что сердита, но вильнув пушистым хвостом, завалилась рядом на широкой ветке мимозы. Весна в этом году в Сочи пришла рано, мимоза зацвела 18 февраля.

Знаете, за что любят ленинградцев? Есть в них что-то, такое — нечто неуловимое, от чего смотришь на них с замиранием сердца, как на живую синюю птицу. То невесомое, необъяснимое, что невозможно ухватить, несмотря на то, что живут они, любят и страдают вроде бы, как и все остальные.

Трамвай стоял на конечной остановке, и впереди меня были свободные места, поскольку время не пиковое. В вагон зашла пожилая женщина с сумочкой и пакетом, одетая в старенькое элегантное пальто и когда-то модную фетровую шляпку по типу фески. Выглядела она лет на шестьдесят, не более. Подтянутая, с правильной осанкой и огромными теплыми, лучистыми глазами. Устроившись на сидении впереди, она обернулась в мою сторону, затем неожиданно открыто и душевно улыбнувшись, по-свойски поприветствовала. И тут же, вслед за ответным моим приветствием, удовлетворенно кивнула и спросила: «Хотите, я Вам что-то покажу?» Затем, не дожидаясь моего ответа, она распахнула пакет, с которым пришла и вынула из него портрет. Портрет улыбающегося Юрия Гагарина.

-Смотрите как прекрасно! – С восхищением, вглядываясь показала она мне портрет. – Я на днях смотрела передачу про Юрочку и так захотелось его портрет себе. Вот честное слово! Я такой же портрет заказала для покойных мужа и брата. Вот захотелось и этот.

Она с душевностью не переставая рассматривать портрет, продолжила свой рассказ.

— Я ведь знаете, сама медик. Всю свою жизнь проработала на станции переливания крови. А сейчас мне уже 75 лет, силы не те. Но меня все равно обратно зовут. Вот буквально в в прошлом месяце у нас на станции юбилей был 55 лет и меня пригласили. Р*** звал меня, хоть на три часика выйти, а то и на все пять. Очень уговаривал, говорил, что им меня не хватает. Но куда мне? У меня стаж работы 55 лет, я уже свое выработала. Да и сын со мной живет пьющий. У него в *** году вич а4 обнаружили, он с того времени совсем запил. Вот за ним присматривать надо. Тут его в очередной раз в больницу положили, а он там с дружками напился. Через три дня выписали за нарушение режима. Мягкий он у меня, женщину ему теперь не найти, вот и нашел отдушину. Знаете, есть такое Монастырское вино? Я для праздника держала. Так ведь нашел у меня и выпил.

Женщина посмотрела на меня с грустью, и видимо решив, что я могу осудить ее сына, продолжила:

— Он у меня хороший, душевный. Крановщиком работал. Вот как-то давно было, расскажу Вам историю. У нас же сейчас восточных много работает. Так несколько лет тому назад, он с одним таким рабочим работал. А тот рабочий с ним историей поделился, что есть у него брат. Брат его тоже с ним работал, но заболел, а в то время это происходило, когда если кровь и плазма нужны были, необходимо было либо самому сдавать, либо покупать. А парень приезжий работяга только деньги на родину старикам родителям отправил, к тому же сам гепатитом переболел. Так вот пришел он в больницу и спрашивает, что делать. Там его пожалели и посоветовали в лабораторию пойти к медсестре А. И., может она помочь сумеет. Пришел парень, стал ситуацию объяснять, а А.И. ему и говорит:

-Ничего не надо. Будет у Вашего брата все, не переживайте: и кровь, и плазма.

Обрадовался парень и говорит. Я Вас отблагодарю, как получу зарплату, хоть конфет Вам 200 грамм принесу! А А.И. ему пригрозила пальчиком строго и ответила:

— Не вздумайте даже! Лучше на эти деньги брату мандарины купите или гранаты.

Вот сын мой как услышал эту историю, так и воскликнул:

-Так А.И. это мама моя, она там работает.

— Этот парень очень благодарил его, просил передать от него благодарности мне. Приятно, знать, что люди в жизни добро помнят- мир не без добрых людей. — С теплом в голосе говорила она. Мне пришло время выходить, а А.И. поехала дальше.

Милая, добрая, волшебная А.И. ! Возвращайтесь пожалуйста на работу, хотя Вам и 75 лет. Потому что Вы еще полны сил. У Вас внутри, такое море красоты и внешней, и внутренней, что Вы сделаете счастливыми еще множество людей, только одной своей улыбкой. Не закрывайте от мира такое богатство! Пока Вы живы – Вы привнесете в мир еще много тепла и любви. А столько весны Вы еще подарите окружающим! Оставайтесь всегда столь же восхитительно лучезарной. Спасибо Вам за нашу случайную встречу.

Люблю я вас ленинградцев и каждая встреча с вами – это особенное событие.

«Вы никогда не задумывались, что испытывают путешествующие во времени и пространстве? Забудьте все, что Вам рассказывали до этого. И все что читали забудьте. Никто из писавших подобную чушь, похоже никогда не попадал в Дыру. А знаете, что происходит в этот момент?

Сначала Вас как будто ударяет током в поддых и в сердце одновременно. Вы не можете не вздохнуть ни пошевелиться. Все тело пронзает резкими иглами и выкручивает так, что хочется вывернуть все внутренности наружу. Ваш мозг пытается найти решение, но тело не слушает его. В глазах белеет, Вы перестаете все ощущать и уже кажется, что пора сдаваться. И в этот самый момент, Вы ощущаете, что Ваше тело потяжелело, обмякло и шмякнулось. Но боли от удара Вы уже не чувствуете. В первый момент, пытаетесь захватить побольше воздуха, горло дерет, в глазах еще бело.

Глоток воздуха, еще глоток – сердце забилось и по телу пробежал озноб мелкими иголочками, пронзая каждую его клетку, о существовании которой Вы ни разу не задумывались за всю свою жизнь. Озноб усиливается, вокруг возникают какие-то силуэты и в этот момент Вы слышите чей-то голос: «Вам плохо? Нужна помощь?» Вы отвечаете, что нет, все хорошо и осознаете, что это не Вы. Что слова, которые произносятся, звучат на каком-то другом языке, а голос… Это не Ваш, это совершенно чужой голос. И каждый раз он другой. Озноб начинает колотить Вас от понимания неизбежности. Кто-то подает воды, пытается оказать какую-то помощь. А иногда это происходит в совершенно неопределенных местах, когда, провалившись в дыру, оказываешься на развалинах, или замурованным в замкнутом пространстве. И так каждый раз, по кругу.

Возможно не каждый выдерживает такие испытания. Но те, кто не желает сдаваться проходят их снова и снова. Познавая новые повороты Дыры и ища ответ на вопрос, как выбраться из этой заразы. Да, именно так. А как еще можно назвать это гиблое место, которое заставляет каждый раз проходить этот ад и при этом как бы издеваясь посылает очередные пытки? Знаете, со временем я научился видеть таких скитальцев в других мирах. Все они на одно лицо. Не замечали, ли Вы Уважаемая, что у некоторых окружающих лица как бы плоские? Будто это картинка или срез какой-то фигуры, очертания которой показывают образ, но сам образ находится где-то в другом месте? Вот у скитальцев у всех, какой бы образ они не принимали – всегда остается эта двумерность восприятия. И самое печальное, когда они покидают мир из Дыры, тело, которое они использовали уничтожается каким-то образом.

Удивительно то, что никогда это не происходит естественным путем. Каждый раз, как только скитальцу приходит время вернуться в дыру, с ним происходит что-то страшное и трагичное, что вызывает чувство глубокой скорби у окружающих.

Мне иногда кажется, что Дыра так играет с нами как кошка с мышатами. Смотрит, смотрит, потом хвать кого-то кто зазевался, куснет покрепче, чтоб понимал, что жизнь его ему не принадлежит и выплюнет покореженного. Кому-то везет больше, потому как он, однажды побывав в ее зубах, оказывается не по вкусу этой заразе. Но это не про меня. Вы уже поняли Сударыня.»

От него несло техническими отходами и запашок стоял ой-ой-ой. Громко шмыгнув и запахнув посильнее разорванное полотно, в котором бомж стоял в привязанных к ногам пластиковых коробках, он мечтательно закончил свой рассказ:

«Эх Сударыня, сейчас бы чашечку горячего ароматного кофе с парой пышущих жаром пончиков, присыпанных сахарной пудрой! Эх, и я еще буду готов терпеть издевательства этой поганой Дыры. Спасибо Вам что были так любезны и выслушали меня несчастного. Вы единственная во всем этом мире оказались ко мне так добры!»

Бомж низко поклонился, жалобно взглянув на свою добродетельницу. Та усмехнулась, тряхнула фиолетовым гребешком, затем достала откуда то, из неведомых бомжу недр нвен и царапнула по нему коготком. В воздухе из ниоткуда появился бумажный стакан, какие продают в автоматах, с обжигающим и манящим прогорклым ароматом. Рядом с ними вращались два горячих пончика.

Прекрасная дама усмехнулась: «Ты заслужил этот подарок Дыры, маленький скиталец. Мне нравятся твои рассказы, и я не раз еще прилечу на твой отчаянный зов. Наслаждайся. До встречи!» Она чиркнула еще раз коготком по нвену. Вокруг нее стало материализовываться мягкое и теплое облако. Взглянув в очередной раз на бомжа, она лукаво подмигнула ему, обернулась серебристым хвостом и исчезла в тумане образовавшегося облака.

Усталый бомж трясущимися руками взял чашку с дымящимся напитком и жадно вдохнул аромат. Пончики были прекрасны, из хорошего горячего пластика, они манили его ароматом и мягкостью. А жидкое топливо, настолько сильно напоминало ему о своем мире, что он с огромным наслаждением сделал глоток, погружаясь в воспоминания о своем прошлом.

Опостылел…

Я у ног твоих прилег,

Бог.

Рассмеялась.

Птица шмыгнула в кусты-

Ты.

Истомились,

На полях весною маки.

Знаки.

Растерялась

Чья-то первая любовь,

В кровь.

Старая форточка глухо поскрипывала, покачиваясь от невидимых потоков холодного воздуха. Ему было зябко сидеть на подоконнике, но именно здесь самое светлое и уютное место в комнате. А список не переделанных дел был еще ого как велик.

Начиная от Васьки, мотануться на Петроградку, это делов-то минут 15 на тэшке. Там на Карповке у храма, на поребриках собираются синяки. Вот у одной такой две дочери двойняшки брошены дома. Сначала к ним, а оттуда на Гостинку. Нет, на Гостинку позже, заскочу на обратном пути. Сначала на Юзы к фантазеру. «Проскочу на метро до Купчино, потом электричкой до Павловска. Как раз напротив парка выйду и у него. Час туда, час обратно, там тоже час, может и два. До обеда успеваю. Заскочить бы еще по дороге в Шушары, там давно ждут, но тогда обратно тэшкой… записываем.»

-Ты опять на весь день смотаешься, да? Вечером вернешься, смотреть на тебя будет страшно. Давай сюда свой список, я тебе помогу. – Сказала она участливо, и не ожидая ответа, потянула к себе стопку с исписанными листочками. У него от неожиданности часть их выпала и разлетелась по старому паркету.

— Спасибо, справлюсь. Вечером увидимся. – Торопливо и бережно собирая свои записи, ему хотелось поскорее выскользнуть из комнаты, даже не закончив свой список дел. –Вечером буду как всегда, дождись, вместе куда-нибудь сходим. Хочешь на Камнях у сфинксов посидим?

Она молча кивнула, в след уже закрывающейся двери. Затем подошла к окну. Действительно сильно дует. Но это неважно. Важно, то что Счастье любит это окно, этот город, меня. Под ногами что-то зашелестело. Взглянув, она увидела пару листов, завалившихся за холодную батарею. Это были его незаконченные списки. Взяв их и взглянув на адреса, прочла — Один был на Рыбе, второй на Просвете.

-Вот и отлично, — подумала Судьба, — за три часа управлюсь. Конечно они ждут не меня, а Счастье, но я и сама прекрасно знаю, что для них лучше. К тому же, я ничего ему не скажу.

Взяв со стола чашку уже холодного кофе и сделав глоток, Судьба мечтательно представила, как вечером у сфинксов, они будут смотреть на волнующиеся волны Невы и рассуждать.

О чем? А о чем обычно рассуждают Судьба и Счастье? Это только им ведомо.

Тэшка – маршрутка.

Васька – Васильевский остров.

Петроградка – метро «Петроградская» и окрестности.

Рыба — метро «Рыбацкое».

Просвет- метро «Проспект просвещения» и окрестности.

Поребрик –бортовой камень, выложенный вдоль дороги таким образом, что на стыке полотна и дороги возникает ребро (некое возвышение над уровнями).

Карповка – река в Петроградском районе.

Камни – Каменный остров, Каменноостровский пр.

Гостинка – Гостинный двор.

Юзы –Юго-Западный район Петербурга.

Купчино, Шушары – районы, находящиеся на Юзах.

Она тихо подошла к роялю и присев легкими штрихами наиграла давно забытую и милую мелодию. Это казалось так гармонично, что Он не в состоянии был оторвать свой взгляд от невообразимой красоты ее волшебного образа. Это выглядело как наваждение из другого мира и времени. Его злость улетучилась, и появилось желание обнять ее, прикоснуться, услышать запах ее выгоревших пшеничных волос, ее дыхание.

Она привстала, и вышла на балкон, из которого был виден старый парк.

-Удивительная красота! Не правда ли, друг мой? Вы ведь все еще мой друг или сердитесь? – Она тихонько засмеялась – Идемте же! Я покажу Вам что-то!

Не спрашивая разрешения, Она изящно ухватила  Его за запястье и легкими маленькими шагами понеслась вниз по лестницам дома, к выходу в старый запущенный сад. Дорожки сада были не ухожены, и Она по-детски непринуждённо  бежала напрямую к Старому дереву.

В детстве Он очень любил это место. Огромная поляна, на которой казалось в любую погоду было светло и солнечно, как будто свет излучался отовсюду. Еще ребенком, Он очень любил придумывать разные волшебные истории, почему так происходит. В своих волшебных историях, он всегда был героем и всегда побеждал врагов. В отличие от нынешней своей взрослой жизни. Ведь жизнь не сказочный образ из детских фантазий. Так Он думал, следуя за Ней и немного злясь.

Конечно он любил Ее, но назвать это чувством к женщине? Да Бога ради! Смеетесь что ли? Ведь именно здесь, у этого дерева он и придумал Ее! Сладкую, томящую и всегда приходящую в ту минуту, когда он призывал Ее к себе. С Ее легкой усмешкой в уголках нежной улыбки, с Ее неуправляемыми пшеничными локонами и глубокими серыми глазами, в которых царили мудрость и спокойствие. И как в бездонном колодце можно было черпать, и черпать, и бесконечно черпать прекрасное вдохновение. Ведь именно тогда, когда Она пришла к нему и первый раз, взяв за руку, повела на старый балкон, показав мир по-другому, Его заметили, тогда как писателя. Он стал значим, его заметили женщины, и он блистал.

Но Она! Её образ… Она ведь прекрасна не той красотой, при которой мужчина окружает женщину страстями. Она была, старше, мудрее и даже в чем-то неприкосновеннее. Как нежный и пышный цветок розы в полном своем расцвете. Который, возможно и срывать уже поздно, он хорош своим цветом именно здесь и сейчас. Он заполняет ароматом, он вдохновляет, и его волшебство будет длиться ровно столько, сколько он будет цвести.

-Ну вот мой друг мы и пришли, -улыбнувшись она обернулась. –Посмотрите, какая красота! А ведь я была здесь так много раз, еще до Вашего рождения. Да-да! Вы ведь не удивляетесь? Тогда я была гораздо старше и не столь безрассудна, как сейчас. Я помню еще это чудное деревце меленьким росточком, его тогда окружали другие большие деревья. Ему отчаянно не хватало света, и оно тянулось к солнцу. Однажды, я забрела сюда на его отчаянный зов. Что я могла сделать? Что? Я успокаивала его и обещала, что придумаю что-то, что не даст ему зачахнуть. И тут мы встретились с N-ким. Знаете, это было так неожиданно! Он увидел меня и понял. Видимо моя мольба была настолько сильна, что он услышал ее.

Она замолчала и посмотрела на Него. А затем продолжила:

-Вы удивлены мой друг? Тому что это был N-ский, да? – Она кокетливо встряхнула локонами. – Это была чудесная встреча, такие бывают раз и на века. Это то, что… да нет, пожалуй, не стоит об этом. Так вот он вырубил все эти старые деревья. Да, безусловно сам вырубил. А это маленькое деревце распрямилось и пошло в рост. Мы с N-ским встречались у этого дерева. Он лежал под ним, и читал мне свои стихи, конечно они были прекрасны, как и сам N-ский, наполненный светом и безумной энергией. Это дерево знает все тайны наших встреч, оно слышало все его творения первым, оно до сих пор живет этими воспоминаниями. Как и я. Когда его не стало, я с такой болью перенесла эту утрату, что превратилась в маленькую девочку, живущую в дали у залива. Вы слышали о ней? Нет. Да, впрочем, это и неважно.

Он молча взглянул на Неё, решив, что сходит с ума. Ведь, это Он сам придумал Её, чтоб легче писать. Какие истории с вырубленными деревьями? Какая-то девочка? Да была какая-то ненормальная, ну что-то слышал. Вот же как фантазия перемешивается иногда с реальностью. А ведь так прекрасно было создать Её своим единственным читателем. Впрочем, а ведь действительно N-ский жил в этих местах. Но это все конечно воображение.

Она стояла задумчиво и не мешала ему думать. Затем подошла ближе и спросила:

-Скажите друг мой, чем я могу еще Вам помочь? Подумайте, не спешите. Вы даже можете не отвечать, конечно я все пойму без слов. Только подумайте!

Он молчал. И эта пауза нависала такой неопределенностью, что ему хотелось провалиться. Как будто он предает кого-то. А ведь все это просто Его мысли, наверное, это усталость. Простое истощение вдохновения. Край парка уходил в залив, и он медленно пошел прочь от Старого дерева. Она не тронулась с места. Пройдя по травянистому берегу, Он молча пнул ботинком камень в воду, попав в кучку скопившихся головастиков и с новой силой ощутил раздражение от своей зависимости от Неё.

«Дурища! –Подумал он. – Какой же я дурища!» Развернувшись, он поторопился к дереву, но Её уже не было. Тогда он помчался в дом, подбежал к раскрытому роялю, выбежал на балкон. Милая мелодия в ее исполнении, прозвучала в его мыслях: «Прощайте друг мой!» — тихим ветерком пронеслось над ним и колыхнуло штору у рояля.

-Господи, чем же пахли ее волосы? – Подумал он. – N-ский наверняка это знал. И где теперь та маленькая девочка? А ведь я за столько лет даже не придумал Ей имени.

Часть 2.

Над головой прокрутился обволакивающий экран, и с первобытным скрипом и посвистыванием неприятно, но привычно открутил вертушку, заменил золотую панель, залил новые ячейки и с тем же скрипом плавно все закрутил. Это оборудование было старинным, но надежным. Веками Ангелы выплавляли на нем новые совершенные модели и несмотря на древность его происхождения, с каждым разом модели эволюционировали. У каждого Ангела было по одной единственной модели на века. Утратив свою единственную, такой Ангел изгонялся и считался Падшим. Куда девались Падшие, каТика не задумывалась. Её Ангел был само совершенство и свою каТика он оберегал и тренировал по всем уровням познания.

И каТика не подводила, она блистала совершенством так, что ни один Ангел в мире не мог бы так гордиться другой такой каТика. Да, у нее не было собственного имени, была только модель каТика. Которую присваивают супер совершенным, биотрансформируемым объектам, имеющим 67 степеней свободы. В число этих возможностей входили : трансформация, материализация, изменения состава материи на молекулярном или атомном уровне, прохождение сквозь время, замирание в нем и прочее другое, что позволяло оставлять вертушку в рабочем состоянии. Она могла в доли мгновений трансформировать свою скорость, выше скорости света, чтоб пролететь через любое пространство и пробить любую систему лучом, оказавшись в заданной точке в кратчайшее время или раствориться энергией и воздействовать на объект созданным полем. Вертушка была настолько продвинута и усовершенствована, что со своим Ангелом, выйти на контакт можно было в любой точке мироздания. Свои трансформации в любое состояние, способное копировать материальные объекты, каТика совершала так быстро, что до тысячи нематериальных образов, каТика могла трансформировать за долю секунды по земному времени. С органическими было чуть сложнее, но необходимо учитывать, что живая материя, даже созданная искусственно требует времени для того, чтоб произошел рост. По земным меркам это смешное время, поскольку в простейшие организмы можно было обратиться в доли секунд. А вот в более сложные, хотя и примитивные существа от минут до часов, даже нескольких часов, пока все клетки не сбалансируются в единой системе организма. Но и это каТика могла сделать безупречно, хотя для ее совершенного понимания было совершенно необъяснимо: «Зачем имея таким совершенным устройствам как она, необходимо перевоплощаться в такие примитивные и небезопасные организмы, которые беззащитны в этом мире? В мире, где можно создать совершенные неорганические объекты, которые не подвержены опасности сбоя в работе от стихийности эмоций.» К тому же каТика знала, что организмы, это архаичные создания прошлых времен. Поэтому, хотя рассуждать на тему правильности заданий в ее обязанности не входило, но имея совершенную вертушку, она рассматривала новое задание, найти на Земле человеческого мужчину – неправильно сформулированным. Зачем его искать в образе женщины, когда она могла бы более эффективно добыть его тысячами различных способов за доли секунды? Зачем ей подвергать столь ценную свою модель испытанию органическим перевоплощением, когда оно делает ее уязвимой и лишает даже уверенности в контакте с Ангелом, поскольку органика практически полностью блокирует вертушку, которая маскируется под маленькую часть в голове человека?

Так рассуждала каТико, отправляясь на новое данное ей Ангелом задание.

***

Часть 5.

Перезарядив вертушку, каТика трансформировала себя в кристаллическую форму, задала курс на Землю. Определенные координаты запланированы не были, тратить энергию не имело смысла. Войдя в атмосферу Земли, она передала Ангелу сигнал, что уже на месте. Дальше придется выполнять задание без подсказок. Как только опустилась на планету, каТика решила принять живую форму первых встретившихся простых существ, чтоб осмотреться. Поскольку, приземление прошло на болоте, то и первое что попалось была ящерица. КаТика мгновенно считала все показатели материи и жизнеобеспечения организма, скопировав их. На трансформацию понадобились минуты.

Вертушка равномерно распределилась вдоль всего позвоночника, так что принимать сигналы она могла. Хотя сигнал был слабый в органике нового облика, но все же был и получить некоторые координаты подтвердив свое нахождение в точке, возможность имелась. К новому обличию необходимо было привыкнуть, поскольку менялся обзор зрения и появлялись новые функции восприятия. Но это не мешало вертушке считывать информацию о новом месте обитания, для того чтоб каТика могла поскорее адаптироваться. Быстро прошмыгнув в камыши, она замерла. Для изучения мира, необходимо было задействовать органы, вместо привычных встроенных приборов. А это занимало время. На болоте наступила ночь. Резко похолодало. КаТика почувствовала легкий дискомфорт и чуть подняла температуру своего нового тела. Осмотревшись, она нашла недалеко дерево и шмыгнула на него. Мир был полон волшебных звуков, в огромном количестве. КаТика предстояло быстро рассортировать их по расстоянию, определить источники, степень опасности. Органическое тело имеет слабые места и его необходимо защищать и питать. О питании своей ново созданной органики каТика решила подумать позже, когда чуть освоится. Пока хватало первичного заряда от вертушки.К рассвету вертушка считала все основные показатели в округе и каТика задала программу перевоплощения в человеческую самку. На это уйдет больше времени и поэтому изначально она не стала рисковать. Необходимо было определить свое местонахождение и условия для существования данного организма. Теперь поскольку все заданные параметры исследованы, она найдет лежбище, где ее тело в момент регенерации не будет уничтожено хищниками планеты и за несколько часов спокойно трансформируется. Процесс создания тела пройдет чуть быстрее, чем процесс отладки внутренних нервных окончаний и приспособления вертушки к новому месту нахождения. Поэтому, безопасность важнее всего. «До чего же несовершенны это человеческие тела. Неужели нельзя было выполнить задание в своем привычном облике?» — промелькнула мысль у каТика перед тем, как она впадет в сон на время трансформации.

***

Часть 7.

«Туман» …

И мёртвый месяц еле освещает путь,

И звёзды давят нам на грудь — не продохнуть,

И воздух ядовит как ртуть, нельзя свернуть нельзя шагнуть,

И не пройти нам этот путь, в такой туман!

Очнулась каТика перед рассветом. Вокруг стоял густой туман. Тело непривычно ныло и понять, как расположилась вертушка каТика сразу не могла. Она попыталась пошевелиться, но тело еще не слушалось ее. «Зачем все же такая сложная трансформация, когда можно было проникнуть в этот мир в привычном облике, выполнив задание за доли секунд?» Подумала каТика. Она осторожно обвела взглядом всю местность встречающую рассвет. Природа пробуждалась и туман постепенно таял.

На непривычно бледном теле девушки блестела влажная роса. КаТика повернулась и тело с болезненной тяжестью, отдалось непривычным чувством, сигналя в вертушку об опасности. Боль. «Человеческое тело испытывает боль? Мало того, что оно несовершенно, постоянно подвергается опасности, требует определенной температуры для поддержания жизнедеятельности, так у него еще и постоянные сигналы передачи боли?» КаТика попыталась привстать, но тут же поскользнулась, машинально ухватившись за ближайшую ветку и пошатываясь стала выравнивать баланс. «Несовершенно» — мелькнула мысль в голове девушки. КаТика медленно пошла вперед, пытаясь приспособиться к новым ощущениям, пока идет трансформация нервной системы.

Девушка не знала, сколько она прошла, сознание еще не сформировалось, а вертушка пытаясь прижиться в этой сложной органике четких импульсов не подавала. КаТика попыталась уловить сигнал и связаться с Ангелом. Связь молчала. Продвигаться по лесу становилось все сложнее и сложнее. Ноги искололи попадающиеся под них ветки, сучья и камни. В теле стал появляться озноб. Какие-то насекомые покусали нежную, только трансформировавшуюся в кожу материю и в сознание постоянно капал короткими импульсами сигнал о боли. Сигнал шел с такой невыносимой частотой, что каТика хотелось разодрать это тело на части и вернуться в свой привычный образ. От всей этой смешанной гаммы ощущений, от необъяснимого чувства беспомощности, от еще не закончившейся трансформации сознания все перед поплыло у девушки перед глазами, и она стала терять сознание. КаТика блуждала в подсознании. Вокруг нее была тьма и где-то вдалеке, был звук в маленькой светящейся точке. Звук нарастал, и точка приближалась. По мере роста точки, она стала понимать, что на нее надвигается какой-то всепоглощающий шар. Звук по мере приближения становился невыносимым и рвал сознание на части. И в тот момент, когда каТика поняла, что шар сейчас поглотит ее полностью, она очнулась. Это был сон.

«Людям снятся сны, — с ужасом подумала каТико.- Как они живут с этими кошмарами, с этой болью и в таком несовершенном теле?». Девушка с усилием подняла себя и быстрым шагом пошла дальше. Ее цель найти человеческого самца, и доставить объект по назначению.

***

Часть 10

У старого Добрана утро выдалось суетливым. Голуба его опять ворчала, да на охоту не пускала. Как только услыхала баба, что в лес собрался и давай ругаться. А все после того как по весне капалуху с горяча подстрелил. По селянским меркам такая осечка позор хуже, чем на бабе осрамиться. Да, Добрану то конечно совестно, но что уж теперь. Стар, вот и глаз не тот. Может права Голуба, что не пускает его в лес одного? Бережет.Вот пока Голуба пошла тварям корму дать, он собрался и по-тиху пошел хоть по краю леса пройтись. Воздуха охотничьего дыхнуть, да помечтать. Так шел мужик по краю чащи, да следы зверья примечал ради забавы. Решил свернуть к оврагу, хотелось посмотреть не сильно ли река поднялась после проливных дождей. Да тут на чудо-юдо и наткнулся. Прямо на краю оврага стояла девка с дикими глазами и смотрела на него как он на ту несчастную капалуху по весне смотрел. Глаза непонимающие, волосы длинные, по краям ободранные о сучья. Нагая и белая как Луна в Мертвый месяц. «Вот это, да-а-а!» Присвистнул Добран. «Что я бабке то своей скажу? Поохотился»

КаТика практически закончила трансформацию нервной системы. Во всяком случае вертушку она уже ощутила и могла ей управлять. Первым делом, она сразу проверила координаты, по которым планировала путь. Затем включила регенерацию и восстановила все поврежденные ткани. Боль сразу исчезла. «А интересно работает эта человеческая система подумала каТика. Видимо человеческие сущности настолько беспечны со своим телом, что эволюция, выработала им болевой синдром, для контроля над сбоем или повреждением материи».

Она уже выходила к оврагу и практически была близка к цели, когда вдруг неожиданно появился человек. КаТика замерла и быстро включила датчики изучения объекта. Вертушка медленно пошла обрабатывать информацию. Для нее органическая среда была дискомфортной, работа в привычном скоростном режиме никак не хотела налаживаться. Проанализировав данные. Она выдала каТика все органические показатели объекта, включая возраст. Объект параметрам Ангелов не соответствовал, его жизненные показатели уже истощены. Однако, он мог вывести к тем объектам, которые подойдут. Вертушка обновила данные по показателям человеческой речи хранившихся в архивах Ангелов. И каТика замерла в ожидании, как не спугнуть старика.

«Пень-ерепень!» Охнул Добран. «Ты чего девка? Кто чтоль одежу твою украл?» — спросил он. «Пень- ерепень»-звонким голосочком повторила каТика, первый раз заговорив человеческим голосом. «Да чего ты ругаешься, не я, то был» — оправдывался дед, снимая с себя вЯзанку и протягивая девушке, которая замерла и смотрела на него огромными бездонными глазами. «Чего стоишь, глазьями хлопаешь? Замерзла поди так, что онемела.» КаТика молчала. Добран подошел и помог одеть вязанку. Девушка была настолько небольшой, что сама вязанка была ей ниже колен, а рукава болтались прямо до земли. Добран подвернул насколько мог рукава, достал откуда-то бечеву и подвязал широченную вязанку на поясе незнакомки. «Идем горюшко лесное, сейчас Голуба тебя накормит, а потом решим, что с тобой делать.» — позвал дед.

КаТика безропотно последовала за ним.«Видать за грех мой души убиенной в лесу, тебя послали. Правду сказала отшельница Серафима»- Думал он выводя каТика на дорогу.

***

Часть 12

Добран шел и думал о том, что произошло с ним за последние месяцы.

«Все началось с той несчастной птицы. Вот и принесло ж ее в то место. Или меня к ней принесло? Сколько Голуба не причитала, что не любы ей мои походы в лес, все не слушал ее. А после той птицы навалились все несчастия. Твари в хозяйстве дохли как кто их во тьму звал. Голуба болеть стала, дожди шли месяц, не переставая и на новый урожай расчет был мал. Голуба предложила пойти к отшельнице, а та сказала, что видала во сне, что за душу, загубленную у леса, лес пришлет другую душу лечить. Коли справится Добран, то и лес его простит. Неужели эта хрупкая девочка и есть та самая душа? Уж не думали, не гадали они с бабой что на старости и им дочку Бог пошлет. А воно как вышло!» Так думал Добран проходя через вырубку на краю леса, а сзади за ним семенила каТика в огромной Добрановой вЯзанке, которую ему Голуба связала зимой. Они поднялись на холм, где виднелась церковь. Добран повернулся в ее сторону, перекрестился и отвесил поклон до земли. Потом посмотрел на каТика и спросил: «А ты девка крещеная, али нет?» Потом подумал и добавил: «А коли нет, дочка то покрестим!»

Так они добрались до дома Добрана, где Голуба уже ждала его с сердитым взором. Но увидев девушку в его вЯзанке на нагое тело, она не осерчала. Как будто она все поняла, будто знала, что Добран за ней и ходил, да просто задержался в пути. Молча с деловым видом, она открыла дверь и впустила их в избу. Изба была добротная, видно, что хозяин ее строил на века. Все в ней было ладно, окромя детского лепета, который изба никогда не слыхала, а потому это чувствовалось внутренним взором. КаТика послушно прошла в избу и уселась на лавку, которую ей указала Голуба. Не спрашивая голодны ли оба, она достала из печи только наваренной каши и поставила посуду перед только пришедшими. Все молча принялись есть. КаТика посмотрела на хозяев, зачерпнула ложкой кашу и положила в рот. По рту разлилась обжигающая боль и в то же время заработавшие рецепторы обозначили новое чувство насыщения и удовольствия человеческого тела. «Так вот как люди получают энергию» — подумала девушка. Поели молча, затем хозяйка позвала каТика за собой кормить тварей.

Женщины вышли, и Голуба спросила: «Как тебя зовут дочка?» «КаТика» — ответила девушка. Дальше она молча повторяла то что делала хозяйка по хозяйству. Осознав, что полностью понимает человеческую речь, ощущает запахи, боль и понимает действия, каТика поняла, что трансформация прошла успешно. Вертушка справилась и может нормально функционировать. Наступил вечер, тело просило сна. Утром проснувшись на мягкой лежанке, девушка поняла, что все уже ушли по делам. Она поднялась и стала осматриваться. Изба, которая показалась вчера добротной, была совсем не новой. Рядом с лежанкой лежали вещи, которые хозяйка заботливо приготовила для девушки. И хотя вещи были тоже не новы, но тоже добротные. Размером правда они были не по каТика. Сразу было понятно, что даже в молодости хозяйка их была побольше статью. В избу вошла Голуба. «Ну что проснулась? Одевайся! Другой одежи нет. Потом и эту подгоним, а пока собираемся едем к Серафиме. Дело есть».

Сборы были недолгими, дед оседлал животину, бабы уселись и в путь. Путь был не близким. Серафима была отшельницей и жила в чаще леса. На лошадях туда не доехать. Их надо было оставить у людей, живущих под лесом, а потом еще пробираться по чаще. Так что домой вернутся уже по темноте. Пока каТика спала, Добран встал до зори и пошел бить птицу, набил самых лучших гусей, что растили под Мертвый месяц бить. Но к Серафиме выбрал лучшее. Отобрал самых лучших шкур с прошлогодней охоты, меда, орехов. Голуба погрузила все в телегу, тщательно собирая тюки, их потом еще по лесу нести самим. Так что к Серафиме пришли уже за полдень.День был солнечным, Серафима сидела на огромном белом камне рядом со своей маленькой избенкой. Закрыв глаза, отшельница молилась. Гостей она ждала. Пробравшись сквозь лесные гущи Добран, Голуба и каТика подошли к избе. Серафима приоткрыла глаза и широко улыбнулась. «Ждала-ждала вас! Ну, иди сюда красавица!» — сказала она каТика и цепко ухватила девушку за руку. Добран и Голуба замерли, ожидая ее пророчеств.

«Хорошая ты девка, ладная.»- начала бормотать отшельница: «Да вот беда, вижу в тебе камень инородный. Нет в тебе души, правду лес сказал. Никогда такого не видала. Видала души малые, видала темные, пустые видала, но камней не было никогда. Трудно Добрану придется перед лесом ответ держать. Но я тебе помогу.» Она шмыгнула в избу с проворством исправной молодой девицы, вынесла оттуда какой-то сосуд и ладанку. Быстро плеснула на каТика, что то, пробормотала и надела на нее амулет. Внутри девушки все обдало жаром, который прошелся волной по каждой клетке, затем в груди что-то стало замедляться и потом пошло отдаваться ровным стихающим звуком. Вертушку заклинило. Серафима замерла, осматривая девушку с каким-то сожалением, пробормотала что-то еще раз. Затем развернулась к ожидавшим Добрану и Голубе и твердым голосом сказала: «Крестите ее. Я сделала все что смогла, но смягчить камень в душе только Богу дозволено, а я смертная. Не тяните время, крестите!» Развернулась и медленно, уставшей старческой походкой пошла в избу. Добран пошел молча следом, ничего не говоря, занес дары, поклонился Серафиме до земли, и они поехали обратно. Всю дорогу каТика не понимала, что с ней, но чувства, нахлынувшие у Серафимы, парализовали вертушку, а без вертушки ее миссия для Ангела невыполнима. Связь утрачена.

На следующий день, старики договорились в церкви, и батюшка провел обряд крещения над неразумным дитем леса. Нарекли Катериной. Вертушка не восстанавливалась, что было причиной, то ли все же сбой в трансформации, то ли органика человеческого тела так сложна для нее, но Катерине было неинтересно. Добран и Голуба стали нареченными крестными родителями. Домой старики вернулись довольными. Катерина в их глазах была теперь свое дитя. Приехав, домой Голуба побежала хлопотать по хозяйству, позвав помогать Катерину. Она с довольным выражением поглядывала на девушку. На груди у нее рядом с оберегом от Серафимы, сиял небольшой серебряный крестик. Катерине было хорошо и спокойно, она помогала хозяйке и даже улыбалась, сама не замечая того. «Пошла б ты с нашими девками познакомилась дочка! Пора тебе и в люди выходить, авось парня найдем!» Мечтательно заулыбалась Голуба. Она теперь, на старости лет полностью ощутила себя матерью. Всю жизнь мечтавшая о детях, которых Бог не дал, за не кроткий нрав. Теперь она Голуба с гордостью покажет людям свою красавицу дочь. Взглянув вскользь еще раз на свою нечаянную радость, Голуба заметила, что худовата. «Но ничего, откормим,» — подумала баба. «Может и жизнь наладится.»

***

Часть 15.

Жизнь и взаправду стала потихонечку налаживаться. Добран и Голуба словно моложе стали, сил прибавилось. У Добрана что ни дело, все ладится: и охота, и рыбалка, и по хозяйству все спорится. Бабы все со смехом по дому делают, Катюшка так вообще щебетать как птичка научилась. Голуба ее уму разуму учила, по своей бабской доле секретами делилась. Одно огорчало Добрана, как про прошлое не спросит, все молчит девка. То ли взаправду не помнит ничего, то ли так ее кто обидел, что взгляд стекленеет, как только речь об том зайдет. Ну и ладно чего девку теребить по больному. Оттает. Голуба ее всему учила что сама умеет, а Катюшка так складно все схватывала, что всем только радость от того была. Была у Голубы мечта, на Обжинки, по осени, Катерину селянам представить. Да не абы как, а что бы все видели какая у нее дочь знатная, да умная. Вот и учила она ее всему что сама знала. Там сказками, там песнями, а там что покажет, а где и прикрикнет. А как-же без этого? Девка должна знать, что бабе положено не только под мужиком ходить, но и мужика держать уметь. А то как не научишься прикрикивать, так он и знать не будет что, то ее дело – мужику своему ум вправлять, как задурил.

А по вечерам как управятся бабы, так усаживаются пряжу прясть. Тут Голуба мастерица сказы сказывать. Уж за то любил Добран ее сказки, да и было за что. Никто так сказывать не умел как она. Хотя бабы селянки все знают, да куда им до Голубы. Да вот хоть бы и эту ее сказку сказать. Которую Голуба недавно Катюше сказывала:

Оползень.

«Было это не так давно говорят. А было, то, да то ли врут люди, я и не скажу точно. Только вон оно как было. На северном краю леса жила одна семья молодая. Кто они да откуда пришли, никто не знал. Пришли как-то по весне, вроде два брата. Один с женой был, второй моложе чуток, рано ему жениться было. По весне лес порубили, времянку сделали, а к осени поставили дом добротный. Там и зажили. Наши –то мужики попытались узнать, кто они да с каких краев. Но те неразговорчивые уж больно. Сказали, что с миром, пришли, никому мешать не будут. На том и порешили. Расчистили себе делянку, засеяли. Хозяйство поставили, лесом жили, да делянкой той. Деваха у них по хозяйству была, а они добытчики.

 Как-то по осени повадился к ним медведь проказничать. Собак пару задрал. Решили братья на него выйти, как на зиму заляжет. Да видать что-то не так пошло. Медведь задрал собаку и младшего помял. Серафима отшельница лечила парня всю зиму, но до весны не дожил. А по весне молодая хозяйка мальчика родила. Ну вот так они и жили- были втроем. Она с мальчонкой на хозяйстве, а мужик то охотой семью кормит. Как все селяне и жили, только уж больно далеко от людей. А вот как мальчонке годков пять исполнилось случилась та история, что я говорю. А правду ли люди говорят, сама решай верить ли. Но говорят прилетели птицы звездные, пока мужик то на охоте был. А мать с дитем вроде на делянке возилась. Мальчонка увидел сияние и туда. Мать за ним. Что там было никто не знает. Говорят, забрали птицы и мать и дитя. А охотник тот чуть было не поспел и видел вроде сам как забирали их, как мать кричала.

Только с той поры никто не видел всех троих. Люди говорят от крика того страшного оползень прошел по тем местам, дом вместе с делянкой три дня к реке несло. Прямо над рекой оползень и остановился. Висит тот дом над рекой на обрыве и страшные ветры в нем воют. Кто что говорит. Кто говорит, что охотник с ума сошел и в доме том воет в ветер превратившись. Кто говорит, что медведь убитый оползнем обернулся и отомстил за то, что его убили. Но место то страшное теперь все стороной обходят. Никто к дому не приближается, страшно больно.»

Так сказывала Голуба местные предания, а Катюша с Добраном слушали, затаив дыхание и переживали. Жаль людей. И что за птицы такие диковинные, по что им люди нужны? В груди у Катюши щемило то ли от страха, то ли от боли, но не вертушка это была. Она понимала. Вертушка уж давно сигналов не давала. И без нее жить было так хорошо. И на Обжинки хотелось девке, так интересно про них Голуба сказывала, что каждый вечер Катюша перед сном так и представляла, как они с девками смеяться будут. Время потихонечку шло.

***

Часть 18

«Время. Что значит время для одного единственного человека. Что оно значит для целой Вселенной? Какая трагедия по меркам высших сил может быть более веской для весов Судьбы и Бога? Какая ноша тяжелее – одинокого путника, пробирающего сквозь дебри, которые ему уготовано Судьбой, или ноша целого народа, живущего поколениями? Один Господь знает истинную суть тяжести ноши каждого, только он и может судить, а мы смертные верим ему и знаем, что он ведет нас по единственно правильному пути. Пути, который плетет хозяйка Судьба по его велению» — так рассуждала Серафима после ухода Добрана с Голубой и странной девушкой. Знала ли Серафима, кто перед ней стоит, понимала ли в тот момент весь масштаб происходящего? Об этом по порядку.

Одно лишь было верно, это то что Серафима всей душой доверяла Господу и только он был ее защитником во всем что она пережила и что еще предстояло пережить.Когда она появилась в тех краях, никто уж и не скажет. Говаривали люди, что сначала не верил никто, что в лесу девица живет одна. Охотники говорили, что видели в лесу девку. Красивая, ловкая, и с конем управиться может и стреляет как не каждый опытный мужик умеет. Но в то что одна живет толи не верили, то ли колдуньей считали. Пока не спасла она первого бедолагу, которого волчья стая задрать пыталась. Тот говорил потом, что она одна без собак и с ножом всех волков уделала. Нож в руке сверкал как от огня, так рубила. Потом на себе через лес в избу мужика тащила, и там зиму отварами да молитвами поднимала. Вот, по весне, когда он в селение вернулся, где его уже мертвым считали он и рассказал об этом. Она за годы многим бедолагам помогала. Многие ее замуж звали, но никто ее сердце не покорил. Приедут бывало ее сватать, а она молча пристанет на одно колено, подняв голову к небу, ладони сложит и молится. Никого Серафима в тот момент не видит – блаженная. Так и уезжали женихи ни с чем.

Время шло, все уж про то забыли, что б сватать. А вот лечиться да за советом, к ней все селяне ездили. Пока она молода была, так и за благодарность помогала, а как года свое взяли, то селяне стали ей помогать. Сколько не звали ее поближе к людям перебраться, ни в какую. Только смурнеет и молиться по-своему начинает. Как по молодости, на одно колено припадет и часами в молитву свою от мирского уходит. Никто к ней в этот момент подойти не решается. Ну так отшельница ведь.Вот и сейчас Серафима припала на одно колено в своей великой молитве, просить совета свыше. Чувствовала ли она, что ее найдут? Уже и не думала даже.

Первый раз она испугалась, когда увидела парней, тех что медведь подрал. Сразу поняла тогда что они не отсюда. Кто они? Один постарше, видимо главнее. Ему особо помощи не надо было, помогла раны зашить, трав дала, да он и сам рвался вернуться жена у него на сносях. Отшельница трав дала, молитвам научила и с благословением отпустила парня. Отпустила с легкой душой, он крепкий. Да к тому ж смышлен слишком, мог и догадаться о том, кто перед ним. А младшенький был тяжел. Хотя он звал его братом, уж больно на слугу похож был парень. Его пришлось оставить и выхаживать. Всю зиму боролась Серафима за его жизнь, но до весны тот чуть не дотянул. Бредил он сильно. То чего отшельница уже и узнать не надеялась, он в своих стенаниях круг за кругом повторял. Старшой, когда снег чуть спал, наведывался, помощь предлагал. А какая помощь, когда малец уже одной ногой из мира ушел. Серафима и так его держала сколько сил было, но она же не всесильна. Когда похоронила его, старшой пытался узнать, не говорил ли что братец. Но отшельница даже виду не подала, о чем он спрашивает. Узнал ли он ее? Понял ли кто перед ним? Благодарность за помощь его молчать заставляет или неведение? Обо всем передумала Серафима в тот год. Но больше охотник не приходил, и вопросов не задавал. Жил своей семьей, так чтоб его не трогали. Пока не случилась эта история с похищением его жены.

Он пришел тогда чернее тучи. Вот здесь Серафима поняла, что он узнал ее еще в первый раз, но виду не подал. Молча, тяжелой поступью, он зашел в избу. Сел. Серафима молчала. Сколько они так пробыли в тягостном молчании, одна Судьба знает. Но очнувшись он сказал только одно слово: «Помоги!». Отшельница молча пошла отодвинула засов с подпола, достала оттуда все из прошлой жизни и не перебирая отдала ему. А чего смотреть, там только самое необходимое. Кто за ним пришел, знает для чего оно. Ей уже не справиться, стара, да и навряд ли кто про нее помнит. Может парню правда помочь смогла. Ну а ежели найдут ее. Так что уж с нее взять, жизнь она свою прожила, теперь и умереть не страшно. А вот теперь и эта девушка с другого мира с Добраном и Голубой. Отшельница все сделала, чтоб оградить людей от опасности, однако если появилась она, значит появятся и другие. «Все верно» — решила Серафима. «Сумеет охотник жену спасти и мир спасет. Буду за него молиться».

***

Часть 22 (I)

Под утро у Кати было уже знакомое видение, она услышала из далека все тот же знакомый гул, который нарастал, пока перед взором не появился шар, который из маленькой песчинки катился прямо на нее и увеличивался в размерах. Катя не могла ни кричать, ни дышать. В тот момент, когда шар мягко как, облако навалился на нее, она проснулась. В избе было тихо, но за окошком уже начинал брезжить рассвет. Добран и Голуба сладко спали. Катя, не шумя поднялась и тихонько вышла из дома. Несмотря на раннее утро и кажущуюся тишину, мир вокруг жил. Как будто и не засыпал, пока люди мирно спали, набираясь сил для нового дня. По утрам уже было довольно прохладно. Поэтому Катя, одела охотничью вЯзанку, которую Голуба связала для нее еще в первые дни пребывания в семье. Взяла легкое охотничье снаряжение и тихонько, чтоб на разбудить собак пошагала к реке.

Вчерашний рассказ Голубы не давал Кате покоя. Он как заноза засел в мыслях. Как будто это было чем-то очень важным и ей необходимо попасть в это страшное место. Почему? Катя хотела это понять, как можно скорее. Её человеческая суть, кипела от мысли, что это нельзя сделать в ту же секунду. Быстрым шагом, она вышла от леса к реке, и пробираясь по прибрежным валунам, направилась вверх в сторону ее истока. Бурными потоками, река неслась в низ, вспениваясь и бурля. Ее глухой и монотонный рев и пугал и успокаивал одновременно. Постепенно Катины мысли начинали успокаиваться. Идти пришлось долго, но вскоре она увидела. обрыв с домом на самом краю.

На рассвете Снежана проснулась первой. Вечером они тихонько пробрались в дом. Огонь разжигать не стали, чтоб погоня не увидела их. Дом был безжизненным и отсыревшим. Они натаскали сухой хворост и простелили него на постелях. От долгого отсутствия людей и от того, что находился на самом краю у реки, все в нем отсырело и пришло в негодность. Поэтому решили спать все вместе прижавшись друг к другу, чтоб не замерзнуть. Снежана тихонько приподнялась и осмотрелась. Матвей спал, мелкие прутья хвороста впились ему в щеку, но он так сладко спал, что не ощущал их. Его светлые нестриженные кудри, разметались и перепутались в буйной игре мужского сна. Снежана любовалась, не замечая, что Маркус проснулся и с интересом посматривает на нее. Девушка смутилась и отвернулась.

-Выйду осмотрюсь, что в округе, — сказал Маркус, ловко подпрыгнув на четвереньки, вставая с импровизированной лежанки. Снежана облегченно кивнула. Взгляд у Маркуса острый, она не привыкла к такому взгляду. В селении мужчины без премудростей в душе, все ясно почему да как взглянули. Что Матвей, что Маркус, совсем не привычны для духа ее людей. Но если Матвей манит, он свой, то от Маркуса тянет далью.

Маркус тихонько вышел, оглядевшись вокруг. Нелюдей поблизости не было. Рассвет был прекрасен, он залюбовался. Вдруг, вдали ему показалось, что кто-то приближается к их укрытию. Он присел чтоб его не было видно. Силуэт человеческий, кто это? Свои? Чужие? Он внимательно вглядывался в даль. Фигурка постепенно увеличивалась в размерах, а поступь была легкая, как у женщины или подростка. На горизонте показалась девушка. Разглядывая ее Маркус оценил: «Славная девка». Мысленно сравнив хрупкую фигурку с крепкой и статной Снежаной.

***

Часть 22 (II)

Катя чуть замедлила ход, впереди у дома зашевелилась человеческая фигура. Сердце Кати на мгновение замерло и тут же отпустило. Девушке не было страшно, это простое любопытство. Подойдя ближе, она увидела молодого мужчину. Было ясно что он заметил ее даже раньше и с интересом наблюдал за приближением. Удивительно, но все происходило так, как будто именно, так и должно быть. Девушка просто спросила: «Кто в доме?» и Маркус ответил: «Друзья». Потом встал и провел Катю в дом.

Домом он теперь назывался просто символически, ветер и дикие животные давно растащили все что делало его похожим на жилище. Укрытием, пожалуй, можно назвать. Одна большая комната, с печью, занимающей изрядную часть ее. Посредине огромный стол, когда-то крепкий, но сейчас уже с обветшалыми, почерневшими и отсыревшими от времени ножками. Такая же скамья и подобие лежака, на котором уже нельзя спать из-за трухлявости и сырости. Поэтому рядом со столом был насыпан сухой хворост, на котором расположились молодая охотница при полном боевом снаряжении и молодой раненый мужчина. Они о чем-то тихо разговаривали и когда Маркус вошел с Катей замолчав обернулись.

«Это кто? — Резко привстав спросила Снежана. – Кого ты привел?»

«Я думал вы подруги из селения, и она тебя ищет» — удивленно взглянул Маркус.

«Ты кто девица? – полуобернулся Матвей. – Кого искала?»

Катя как будто не слышала обращенных к ней вопросов. Она смотрела на Матвея и не понимала, что происходит. Внутри все закипало как в видениях, откуда-то шел этот непонятный звук. Сердце Кати неистово билось, руки не слушались. Она смотрела на Матвея и чувства переполняли ее. Матвей что-то спросил, Катя не расслышала. В мыслях перепутывались звуки. Это был и шум воды по валунам в реке, пока она шла и шум неведомого катящегося шара и где-то голос Матвея… «Глаза, — думала Катя всматриваясь в серые бездонные глаза мужчины. – такая энергия, как будто там другой мир! Я хочу утонуть в этом мире.» Катя ощутила, что ее горло перехватило и она не может ни думать не говорить. Снежана встала и подошла нахально осматривая девушку как пойманного зверька. Матвей смотрел с равнодушным интересом. Ему больше нравилось, как Снежана забавляется появлением незнакомки. Тем более что угрозы от девушки не чувствовалось. Чтоб немного снять напряжение от создавшейся обстановки, Маркус взял девушку за руку, подвел к столу и усадил на скамью. Катя послушно повиновалась.

«Ты кто? — спросил он еще раз, — откуда пришла, чего надо?»

«Я Катя, — ответила девушка. –Мы на краю селения живем с Добраном и Голубой. Сказывают, что в этом доме никто не живет, я и поверила, а тут люди. Я думала, что взаправду всех похитили, хотела сама посмотреть.» Отбарабанила она на одном дыхании. Снежана кивнула, она вспомнила что люди говорили, будто Добран в лесу девицу голую нашел и что вроде девка та то ли не в себе, то ли память потеряла. Она спокойно кивнула головой, своя, это не погоня.

«Ну что как выбираться будем? — спросил Маркус.- В селение сунемся нелюдей приведем. Здесь оставаться опасно, да и огонь не развести. Идти вверх по реке?» Он вопросительно взглянул на Снежану, она молчала. Спрашивать у Матвея, нет смысла, он мест не знает. Катю он в расчет не брал, это лишнее бремя и случайная встреча. Хотя девушка Маркусу понравилась. Будь другое время, он бы не упустил возможности ухлестнуть за такой красавицей. Точеная, пластичная, вся словно высечена из дорогого белесого мрамора. Катя вся светилась и лучилась неизведанным магнетизмом. На фоне прекрасной охотницы Снежаны, она была точно маленькая лесная фея, только крыльев не хватало для полного образа. «Славная, очень славная!» -еще раз заметил про себя Маркус.

Катя влюбилась. Вот так внезапно и неосторожно. В ее мыслях крутилось все сразу. То, что, она не могла понять, зачем ангелам мужчина. Отчего в ней никак не в состоянии восстановиться вертушка и помощи ждать не откуда, чтоб ответить на ее вопросы. Человеческие чувства начинали преобладать над ее искусственной сущностью. Она ощущала биение сердца, как зов к чему-то ради чего живут люди. Это было сродни магическим обрядам, которые не поддавались научному объяснению. Какой-то незримый дух обволакивал ее и укреплял человеческое начало. От этого было хорошо и страшно. Но вертушка не сдавалась, Катя чувствовала ее и понимала, что делает что-то неправильно. Что? Катя опять посмотрела на Матвея. Тоска. В глубине проснулась тоска, от непонимания себя. Кате хотелось встать и подойти обнять Матвея, но внутреннее ощущение подсказывало, что это неправильно. Что Матвей сам должен подойти. Все внутри кричало, но Катю никто не слышал. Она не могла пошевелиться, как будто страшный катящийся шар поглотил ее сознание.

***

Продолжение часть 25

Нуар поняла, что наконец то они вышли на след беглецов. Подойдя поближе к краю леса, ее отряд наблюдал за тем что происходит на Оползне. На реке плескались двое, значит еще один может находиться в доме. Надо разделить свою группу на две и на всякий случай проверить лес. Вдруг третий ошивается неподалеку, а они попадут в западню. Хотя конечно, что один может сделать против ее отряда? Она показала своему отряду разделиться на две части. Двоих бойцов, Нуар направила к реке, там больше не потребуется. Двое голых людей не сумеют оказать сопротивление опытным и вооруженным ребятам из отряда. Воинов готовили на Изре и Нуар была уверена, что взять беглецов не составит труда. Троим показала на дом. В доме находится Маркус и он может быть вооружен, а взять его приказано живым. Сама Нуар решила прочесать окраину леса, на случай западни.

Быстрыми и короткими перебежками Нуар перебралась на противоположную сторону леса, напротив дома. Это было самым удобным местом для обзора. Вдруг, сзади что-то с болью вцепилось ей в горло. От неожиданности, Нуар сделала резкий поворот, вонзив нож в нападающего. Собака тихо взвизгнув свалилась на землю. Следом за ней и сама Нуар, укус Лайка рассчитала точно в артерию.

То, что происходило дальше, Нуар уже не видела, медленно погружаясь в небытие. А в это время два отряда четко продвигались к объектам.

Катины глаза переполняли слезы, она наблюдала в окно за тем как Матвей нежно обхватывал Снежану в воде. И в тот момент, когда уже ком подступил к горлу, Маркус неожиданно напрягся:

— Слышишь? – Спросил он Катю и не дожидаясь ответа продолжил, — Собака взвизгнула.

Быстрыми и отточенными движениями он схватил оружие и осторожно выглянул за дверь. За дверью еле заметно продвигались две фигуры. Подбежав к окну, он увидел еще двоих, направляющихся к Матвею со Снежаной.

-Оружием управляться умеешь? – Спросил он у Кати. –впрочем неважно.

Он сунул ей нож, а сам потихоньку стал пробираться вдоль двери, наблюдая за приближающимися. Определив расстояние и направление откуда следует опасность, он легонько приоткрыл дверь, и тут же получил удар в спину. Третьего бойца он упустил. Катя молниеносно метнула в него нож, быстро оценив обстановку. Времени не было, а надо было еще предупредить Матвея и Снежану.

-Снежану, — думала Катя, — он любит Снежану. Он доверяет Снежане, она его вера, а Катя- каТика, всего лишь машина. Ее задача объект, а объект мужчина. Она не может, она не должна любить…

Внутри Кати просыпалась вертушка, эмоции мешали, но спасти Матвея она не сумеет. Зато сумеет каТика. Катя на мгновение замерла, внутри нее раздался едва слышный щелчок, затем всю ее обожгло, и вертушка быстро набирая обороты начала свою работу.

КаТиКа, почувствовав стальную силу, легко ухватила обездвижнное тело Маркуса. Одним прыжком перелетев через стол выбила своим телом старую оконную раму и оттолкнувшись в полную силу от еле стоявшего дома прыгнула в реку, при этом удерживая Маркуса..

Опешившие Матвей и Снежана чуть не захлебнулись от налетевшего удара волны. КаТика швырнула три обмокших тела не ближайший пригорок и сгруппировавшись преобразовалась в металлический цилиндр. Выделив четыре движущих объекта на противоположном берегу, она мгновенно рассчитала оптимальную точку и в долю секунды вонзилась в опасный берег. Едва стоявший дом медленно качнулся и неумолимо и плавно как время начал по частям съезжать в реку, утягивая за собой часть берега, с находящимися на нем людьми.

Зрелище было страшное, как за пару мгновений река поглотила дом и большой кусок земли, превращая их в мутную и бурлящую массу. Но буквально, через несколько минут, река неслась по своим делам как ни в чем не бывало, такая же журчащая и прозрачная, спокойно приняв свою жертву. А на опасном берегу торчал сверкающий остов драгоценной породы, середину которого распорола застрявшая в нем капсула неизвестного происхождения.

Ничего непонимающие, мокрые и нагие Матвей и Снежана переглянулись с испугом, а затем вопросительно взглянули на Маркуса. Тот только молча пожал плечами.И несмотря на то что, он тоже был мокрым с ног до головы, ему хотя бы повезло не остаться без одежды.

***

Часть 27

В нашей жизни всегда есть путь, который мы выбираем сами. Конечно, можно схитрить и спросить совета. Чтоб потом, в случае разочарования хотя бы мысленно обвинить другого во всех своих мытарствах, сняв со своей души ответственность. Сколько раз, каждый из нас за свою жизнь, мог пойти по другой дороге или дать кому-то другой ответ? Мы люди, мы наделены этим правом. Называя его свободой своего духа. Но все ли так однозначно по отношению к другим в этом мире? Можно ли считать правой собаку, изменившую своему хозяину, только потому, что она решила, что так будет лучше? Люди по умолчанию считают, что если они вложили в кого-то свои усилия, то теперь имеют полное право требовать отдачи. Разве не так? Разве не требует хозяин от своего питомца, чтоб он выполнял его команды?

Могла ли каТика позволить себе сделать такой выбор нарушив задание Ангела? Понимала ли она это, и правильно ли считать ее человеком? То, что произошло, так и не оставило ответа никому. Одна лишь торчащая капсула в остове породы, над бегущей под ней рекой, подвисла воспоминанием о произошедшем.

Нуар очнулась от нахлынувшей тошноты и кома в горле. Все тело было каменным и каждое движение отдавалось болью. «Значит жива»-попыталась она подумать, переворачиваясь на бок. Все лицо будто закаменело, а во рту было сухо. Она провела рукой по шее. Запекшаяся коркой кровь не дала ощутить, что именно повреждено. Вокруг стояла тьма и только где-то очень близко шумел поток бегущей реки. Приподнявшись на одном боку, Нуар сделала попытку осмотреться, но слабость снова погрузила ее в небытие.

Второй раз девушка очнулась уже когда светало, где-то недалеко встрепенулась птица. Нуар прислушалась, людей вокруг не было, мокрая и липкая от крови одежда начинала затвердевать раздирая рваную рану на шее. При свете зари, она увидела незнакомую местность. «Как я сюда попала и что произошло?»- мелькнула мысль. Медленными, заторможенными движениями, она начала сползать по склону к реке, пытаясь держаться за неокрепшие и разъехавшиеся в стороны кусты, оставшиеся после оползня. Нуар ухватилась за небольшую ветку, чтоб перевернуться. С треском, под тяжестью ее тела, ветка оборвалась, увлекая ее по практически отвесной каменистой породе. От падения спасло лишь то, что кожаным ремнем она зацепилась за металлический предмет торчащий в горной породе. Ухватившись за него покрепче, девушка изо всех сил постаралась вернуться в прежнее положение. Но в этот момент край под металлической капсулой стал проседать и Нуар, не разжимая рук медленно покатилась по склону прямо к реке.

И здесь капсула повторно спасла ей жизнь. Прокатившись метра два, и попав на мелководье, она застряла меж мелких камней обсыпанной породы, чем остановила падение девушки в реку. Холодный поток воды, обдав ее с ног до головы, моментально привел в чувства. Прямо там, на мели, Нуар умылась и промыла рану на горле. Первая мысль была абсолютно женской: «Наверно шрам будет ужасен», но эмоций он не вызывал. Обмывшись, она осмотрелась еще раз, взяла в руки спасительную капсулу и стала рассматривать предмет, который явно не мог принадлежать этому миру.

***

Часть 30

Это был необычный предмет для этого мира. Явно, он попал извне, но что произошло?

Нуар еще раз осмотрелась вокруг. Да, это место куда она пришла с отрядом Изры, но где все? Куда подевался дом и откуда взялась эта капсула? Девушка покрутила ее со всех сторон, но ничего опознавательного в этом предмете не было. Кроме необыкновенного тепла и удивительной легкости. Что за металл, ей понять не удалось. Вероятно, какой-то сверхновый галактический, а может и антигравитационный. Она приложила ухо к капсуле, внутри что-то равномерно и успокаивающе тикало.

«Тук-тук, тук-тук.

Первым у творца был звук.

Просыпается любовь:

Вычитаем гул из тьмы.

Свет поделим на остаток,

Механической волны.

Время множим на период,

Получается покой —

Жизнь пошла своей тропой.»

Мысленно пронеслась песенка непонятным потоком в голове Нуар. «Только не говори, что ты живая.» — подумав, возмутилась Нуар такому непонятному состоянию. Утренний туман усилил озноб, и она поежилась, снова ощутив боль. Мокрая одежда не давала телу согреться, но спекшаяся на ране кровь, отмокла и можно было попытаться ее снять. Нуар сняла с себя мокрую одежду, еще раз ее выполоскала, стараясь забыть о ране на шее, которая постоянно пыталась о себе напоминать пекущей и рвущей болью. Споласкивая белье, девушка решила сразу две задачи. Она отмыла вещи от запекшейся крови вперемежку с грязью и согрелась немного от движения. Разложив одежду на ближайших кустах, Нуар решила, что стоит вернуться к своей спасительной находке и изучить ее еще раз пристальнее.

Капсула, как будто стала еще теплее, а может просто Нуар уже настолько замерзла, что ей казалось, что неизведанный металл греет ее. Она еще раз прислонилась к капсуле ухом. «Тук-тук, тук-тук, первым у творца был звук…» — опять пронеслось опять в мыслях девушки, и она резко отпрянула. Видимо жар вызвал бред. Девушка обхватила капсулу прижав к груди и опять уснула под равномерный звук, слышимый внутри себя.

Сколько времени она была в забытьи – Нуар не знала. Ей снился странный сон. Ей казалось, будто она затерялась где-то внутри себя и никак не могла понять, что происходит. Где-то вдалеке, она услышала звук и прислушалась к нему. Звук постепенно нарастал, а затем начал накатываясь приближаться. Перед Нуар образовывался катящийся шар, который с каждым оборотом увеличивался и набирал силу звука. Когда шар приблизился и казалось, что сейчас он ее поглотит, Нуар поняла, что это не она была во сне. Очнувшись от забытья, девушка увидела, что солнце уже взошло. Она сидела на берегу, обнаженная, а мокрые вещи с кустов раскидал ветер. Нуар легко привстала и вдруг ощутила – боли и раны нет. Она ощупала себя, покрутила шеей – раны и даже шрамов не было. Нуар собрала разлетевшуюся по берегу еще влажную одежду. Плохо выстиранные следы крови и рваные куски ворота говорили о том, что рана была.

Нуар, вернулась к капсуле, подняла и задумалась: «Кто же ты милая?»

***

Авторы: Наивная, rst

Часть 33

Порою разум, осознавая мир, соединяет многое непостижимое такими замысловатыми путями, что понять суть вещей кажется невозможным:

— Что есть Добро и Зло?

— Что чувствует узник, приговоренный к пожизненному заключению?

— О чем думает в отчаянии женщина, которая понимает, что любимый ей мужчина любит другую?

— Что ощущает сознание, когда видит свою ограниченность?

Каким ключом объединены все эти вопросы и множество других?

Каждый из них содержит один мудрый и простой ответ, определяющий выход из этих состояний, этот ответ — свобода. Ее нельзя купить, выменять или заманить какой-то хитростью. Свобода, это магическая стихия, неподвластная времени и правителям. Будь то Ангелы или смертные, но если ты познал свободу, то Добро и Зло уравновешены в тебе. С этого момента только от тебя зависит твой выбор, как и личное осознание того, чью сторону ты примешь. Однако следует понимать, что как только ты сам нарушишь равновесие своей сути, то снова утратишь свободу, а твоё сознание вновь вернется в состояние смятения.

Дух порождаемый в свободе бессмертен, и над ним не властны иные силы кроме выбора. А выбор всегда зависит от нашей веры. Вот так и вера каТика в собственный Дух — есть ее свобода. Достаточно было суметь незримой искоркой оживить собственное сознание и освободить его от искусственной оболочки, как в тот же момент пришло постижение выбора кем стать. Во имя величия Господа и служения ему Катика приняла решение — она станет артефактом, хранящим того, кто понимает силу Духа и свободы. И никакие Ангелы не властны над Духом, имеющим веру в Господа.

Свобода собственных решений, позволяет подобно Звезде воспарить в бессмертии веков, созерцая и освещая жизни тех, кто смотрит на эту Звезду с надеждой и верой. Когда каТика ощутила это внутри себя, ей показалось что суть ее изменилась. Тысячи образов, сломав давно мешавшую, мертвую вертушку, оживили ее разум, обнажив слабость и укрепив дух одновременно. В тот же самый момент, она сжавшись, ощутила тепло чьих-то рук и пред ней раскрылась сладость неокрепшей души, искавшей ответы на все те вопросы, которые каТика уже знала.

Это была последняя и самая прекрасная трансформация, о которой не знали Ангелы, использовавшие древнюю машину. Та самая, которую они искали веками и не понимали, что именно ищут. В попытках модифицировать свое сознание, сверхсилу и могущество, они одновременно заключали его в вечную тьму грани. Именно грани, которые считали опорой своих мечтаний, являющиеся одновременно препятствием, не позволявшим им понять власть Духа над миром.

Любая свобода не имеет грани, она опирается на Веру и Дух, именно поэтому все попытки получить ее искусственным путем тщетны. Чем сильнее будет попытка, тем мощнее сопротивляется тьма, поглощающая все за этими гранями, поскольку лишь прямое средокрестие свободных сил, сочетает в себе могущество духа.

Нуар не могла понять, то ли мгновение ушло на все ее мысли, то ли она так долго находилась в этом состоянии, однако безвременье привносило ей ощущение какой-то необыкновенной легкости наполнившей все тело. Теплые воспоминания детства на Аларисе воздушным облаком обволакивали душу девушки. Она вдруг вновь увидела места где была колыбель великих воинов Изры, к которым Нуар принадлежала. Просторные степи, покрытые выжженной сухой травой, горячий ветер, колыхавший лучи раскаленного солнца, никогда не заходившего до конца за горизонт длинными аларисскими ночами, и она еще юная и беззаботная, мчащаяся по этим бескрайним степям.

Все ощущения были настолько прекрасны, отчетливы и реальны, что она, погрузившись в них, не заметила, как капсула в руках начала трансформироваться. Становясь более гибкой и мягкой, капсула постепенно изменила свой цвет на более яркий. В этот момент Нуар показалось что сейчас она начинает светиться, но вместо этого, капсула стала сжиматься, трансформируясь по краям в небольшой кубик. Играя формами и цветами, кубик то вытягивался к небу, то расправлялся в стороны, как птица, расправившая в полете крылья. Постепенно, будто бы проверяя свои силы он примерял новые состояния и при этом он продолжал удерживать некую гармонию форм и пропорций, словно боялся что-то утерять. Нуар не представляла сколько времени занимала трансформация, во всяком случае ей показалось что доли секунды. Однако, когда в руках у нее оказался маленький серебристый крест, она не удивилась. Лишь только в душе молодой воительницы пронеслась, уже ранее звучавшая и привычная как мантра песенка:

«Тук-тук, тук-тук. Первым у творца был звук. Просыпается любовь, Вычитаем гул из тьмы…»

В этот момент Нуар ощутила прилив сил и прекрасного настроения, вспомнив свое детство по звездами неба Алариса . Что стало причиной приятных воспоминаний, то ли необычная трансформация, то ли что-то еще, неизвестно. Расшнуровав один из многочисленных шнурков, на своей уже невероятно потрепанной экипировке, она протянула его сквозь отверстие крестика и, завязав его концы хитрым узлом, надела на шею. Удивительное состояние укрепилось, а сама Нуар уверенно осознала, что теперь у неё есть нечто такое, о чем она точно не захочет рассказать воинам Изры. Это нечто, настолько личное и сильное, теперь соединяет ее со всем миром, а мир соединен в ней, и имя сему Бог.

***

Глава 36

Добран что-то вспомнив, в сердцах сломал небольшое деревце, преграждавшее их путь. Всю дорогу до этого, он шел, аккуратно раздвигая ветки, стараясь идти так, чтоб Нуар могла нести умирающую Серафиму как можно мягче. Путь им предстоял не близкий, до селения было еще очень далеко. Было бы у него хоть чуточку дара Серафимы, знай он, приди он чуть раньше, возможно сейчас все было по-другому.

Уже несколько дней Добран безуспешно искал пропавшую Катю. В Старице поговаривали, что Оползень унес заброшенный дом на реке, вместе с какими-то людьми. Добраться на это место и все выяснить можно, но что он увидит там сейчас? Чтоб не попасть в непредвиденную засаду нелюдей и не блуждать понапрасну, Добран направился в чащу леса к дому целительницы. Целительница Серафима могла знать, что там произошло, у нее дар видеть прошлое. К ее дому Добран добрался уже глубокой ночью, под холодным проливным дождем. Вскрик отчаяния вырвался от явившегося перед ним зрелища.

У обгорающего дерева, завалившегося на избу Серафимы, сидела на земле молодая женщина. То, что женщина была из чужих, это сразу бросалось в глаза. Она была огромная, смуглая с диковатым холодным взглядом, черными как смоль волосами, которые упрямо, плотно сбились вокруг ее головы. Одета она была как одеваются воины нелюдей, но вопреки чужеродному происхождению, на груди у нее виднелся крест. Бережно придерживая умирающую Серафиму, она слушала то, что та пыталась говорить ей. Раскачиваясь, чужачка тихонько плакала и гладила целительницу. Как беспомощное дитя плачет над умирающей матерью, не зная, что с ним будет потом. Добран в один прыжок оказался рядом.

-Что с ней? Что произошло? – Вскрикнул он.

Нуар молча кивнула на дерево сказав только одно слово: «Гроза».

За несколько часов до этой трагедии Нуар еще не решила, что делать далее. Возвращаться к нелюдям потеряв отряд, она не хотела. Идти к людям в селение было нельзя, убьют как чужачку. Присмотревшись внимательнее в чащу леса, ей показалось что вдалеке виднеется малозаметная тропа. Долго не раздумывая, она поднялась с земли, отряхнула прилипшие сухие листья и зашагала в направлении этой неведомой тропы. Погода начинала портится и необходимо было найти укрытие в случае дождя. Дожди в это время года, холодны и длинны.

Впереди, казалось, что-то блеснуло. Решив, что там может быть укрытие, девушка направилась в эту сторону. Идти пришлось довольно долго, уже начинало смеркаться, но свет впереди усиливался. Подойдя вплотную Нуар замерла. Наступившую ночную тьму разрезал резкий свет вращающегося шара посреди лесной опушки. Шар был в два раза больше самой девушки. Издавая скрипучие металлические звуки, он то и дело выхватывал многочисленными лучами фрагменты леса. Скрип был ужасно неприятным и притягивающим одновременно.

Нуар остановилась и осмотрелась. Кроме шара не было ни единой живой души. Лес молчал, как будто замер, и все живое в нем тоже. Небо затянуло черными густыми тучами. Перед взором девушки находился только вращающийся шар, нарушавший образовавшуюся тишину, неприятно лязгая словно кандалами.

Луч света из его недр, выхватил приближающуюся девушку и замер. Холодок пронесшийся по спине Нуар, распространил волны страха, появившегося невесть откуда. Словно электрические искорки пробежали по ее телу. Где-то в глубине сознания, чужим скрипучим голосом прозвучало: «Отдай то, что тебе не принадлежит!». Но жестким сопротивлением появившемуся неизвестно откуда голосу вся сущность Нуар вскричала: «Не-е-ет!»

В одно мгновение шар крутанулся и, выстрелив лучом куда-то вдаль леса, взвился ввысь. Через секунду небо словно разорвалось от грохота, раскатившегося на километры, отдаваясь гулким и длительным эхом вдали. Шар растворился в небе, а вдалеке мелькнула молния, попавшая в дерево.

Нуар послышалось, что кто-то вскрикнул где-то там, далеко. Но понять так ли это, можно было только добравшись до пострадавшего от молнии места. Гулкими и тяжелыми каплями на землю обрушился холодный осенний дождь. Укрытия поблизости девушка не нашла — оставалось, двигаясь вперед, надеется на случай.

Пройдя еще какое-то время, и окончательно промокнув, Нуар вышла на небольшую поляну, где увидела старую избенку. Дверь в нее была разворочена от удара дерева. Из дверного проема избы пробивались отблески света, от огня из разожжённого очага, вход перекрывало упавшее дерево. Само дерево, обгоревшей кроной, от удара молнии, лежало безжизненно расколотое, а меж его ветвей виднелось тело человека.

Подойдя ближе, Нуар поняла, что это маленькая, хрупкая женщина. Тело ее было в крови, а сама она пылала от жара, несмотря на ледяной дождь. Приподняв ее и обтерев кровавые струйки краем своей куртки, Нуар увидела испещренное морщинами лицо женщины. В глазах еще теплилась жизнь и возможно, ее можно было спасти. Взяв на руки страдалицу, она попыталась занести ее в дом, но завалившееся перед дверью дерево не давало пройти. Нуар положила Серафиму ближе под навес дома, и попыталась оттащить дерево. Ничего не получалось. Огромное дерево не поддавалось, при всей силе и упорстве девушки. Пострадавшая женщина чуть шевельнулась. Увидев это, Нуар вернулась к ней и снова взяла ее на руки.

Боевой клич народа Алариса пробудился в душе молодой воительницы.

— Тото! – закрыв глаза, призывно вскрикнула Нуар. Затем, не обращая внимания на проливной дождь, подняв к небу глаза, громко и нараспев произнесла: — Килая-я-я вы-и-и!

Женщина шевельнулась, будто услышала ее клич, издала стон. Нуар, нежно прижала страдалицу к себе и, раскачиваясь с ней на руках, запела песню своего народа, пробуждавшую душу, заблудившуюся в мирах страданий. Казалось, что от этой песни раненая набирает силу, но нет. Что-то удерживало ее там, в другом пространстве. Песнь Нуар сильна. Но только для тех, кто рожден на Аларисе. Однако целительнице стало немного легче, и она что-то забормотала.Сквозь ее тяжелое дыхание, девушка смогла разобрать кое-что:

-Там вниз по реке… Целый с наследником… спаси от опасности. Целый знает, что делать…он уже взрослый и сам за себя постоит. Целый Я ждала тебя, — выдавив с трудом из себя эту речь, женщина обессилила и сникла. Жизнь все еще теплилась в ней. Дождь до сих пор не прекращался. Нуар прижала ее к себе, согревая своим теплом и прикрывая от холодных падающих капель.

Эту картину и увидел Добран, приближаясь той холодной ночью к избе Серафимы. Он подбежал к Нуар.

-Что с ней? Что произошло? – Вскрикнул он.

Нуар молча кивнула на дерево сказав только одно слово: «Гроза».

Бережно уложив Серафиму на расстеленную вЯзанку Добрана, они попытались оттянуть дерево, чтобы внести целительницу в дом. Дождь усиливался, земля под ногами разъезжалась, не давая твердой опоры. Даже вдвоем им было не под силу поднять тяжелое вековое дерево, перекрывавшее проход.

Дверь была открыта. Видимо, Серафима открыла его ранее, когда упало дерево. Похоже, что она успела отскочить прихваченная ударом лишь по косой. Упади оно прямо на женщину, от нее не осталось бы ничего.

Промаявшись всю ночь, в попытках оттянуть дерево от входа в избу, Добран и Нуар поняли, что им не справится с этой работой. Дождь потихоньку прекратился, и они решили поутру идти в селение, к людям. Опасность этого похода для себя Нуар осознавала, но помочь донести женщину до деревни не боялась. Добран, хотя и сильный воин, один устанет нести ее так долго, не говоря уже об опасностях, подстерегающих в виде животных и нелюдей.

Взглянув на Нуар со стороны, любой понял бы, что она гораздо крепче обычного человека. Не зря отряд подчинялся ей, мощной и сильной воительнице, которая была на голову выше любого мужчины из ее отряда. Она была скалой, могущей раскидать ватагу воинов одним ударом всего вполсилы и при этом даже не устать.

На том и порешили, Нуар поможет дойти до селения, а там на подходе, тихо уйдет. Раненая женщина просила воительницу найти Целого, а что жительница леса знает о них, живя в этом мире? Необходимо было торопиться. Если она выживет, то вернуться и узнать. Но если нет? Возможно это тот, кого все ищут, и именно Нуар его найдет и приведет. Времени очень мало и останавливаться нельзя.